Читать «Рисунок с уменьшением на тридцать лет (сборник)» онлайн - страница 68

Один из фотокадров, после которых были еще и еще. А за этими – еще и еще. Уйма прошедших дней, постепенно менявших специфику сиюминутного существования…

Если очень долго – до головной боли – вглядываться в черно-белое изображение, невозможно заметить, в какую именно секунду все на черно-белом фото меняется – оживает, расцвечивается, начинает пахнуть и звучать. Но и невозможно не заметить, как «самое синее» на свете море, переливаясь солнечными бликами, толкает к берегу невысокую бирюзовую волну с белой в искрах пеночкой на гребне, потом, шурша разноцветной галькой, тихонько оттягивает ее от берега; загорелый мальчик хлопает по воде вытянутыми руками, обдавая блестящими брызгами женщину в темно-зеленом купальнике, которая щурится на солнце, наблюдая за не умеющим плавать ребенком; рыжая собачка виляет завернутым в колечко хвостиком; золотой воздух дрожит крымским зноем, накладывая загар на жаждущие его тела.

Женщина ласково уговаривает мальчика выйти из воды – сколько можно? – и он выходит с синими губами, дрожа худеньким телом. Она снимает с гвоздя, вбитого в старый, покрашенный голубой краской столб, полотенце и что есть мочи растирает малолетнего неслуха, меняет мокрые ярко-синие трусики на сухие красные, потом берет авоську с виноградом, заходит в море и полощет авоську туда-сюда, туда-сюда. Как удобно – вода выливается, а фрукт остается чистым, какое гениальное изобретение – авоська!

Мальчик, перестав дрожать, с удовольствием ест золотистый мускат, косточки закапывает в гальку – нехорошо, но урны поблизости нет; все же надо будет собрать и выбросить…

Море чуть движется, играя тысячами искр, ветерок подсекает жар солнечных лучей, облегчая северянам пребывание на солнце, галька уютно шуршит и перекатывается под босыми ногами отдыхающего люда. Все окрашено в яркие цвета…

А позади, за кадром, за спиной – некто, невидимый, но всеми фибрами ощущаемый. Сотворитель кадра. Он ставит выдержку, наводит на резкость, щелкает затвором, навечно вбирает в техническое приспособление и в себя синее море, солнечный свет, протянутые к собаке золотистые руки ребенка, материнскую вахту у кромки воды…

Так будет вечно. Так будет всегда. Смерти нет…

Собака в Елизаветинском дворце

Вот-вот наступит полнолуние, осталось два-три дня, луна пока еще неполным кругом назойливо вторгается в окно спальни – именно в этой будоражащей фазе она во все сезоны, как раз ко сну, останавливается перед окном и стоит здесь почти всю ночь, будто не двигаясь, и только плотная темная занавеска спасает городского жителя от панической атаки и даже иной раз позволяет не заметить этой роковой дамы небесного предела.

Удивительно, что иногда в огромном городе, начиненном всеми мыслимыми и немыслимыми передвигающимися, шумящими, стучащими, скрежещущими, визжащими, горящими, гудящими субъектами и объектами, среди ночи на какое-то время наступает почти абсолютная тишина. Неужели такое возможно? – вопрошает не спящий человек – неужели возможно, чтобы абсолютно всё затихло? Оказывается, возможно – затихло…