Читать «Рисунок с уменьшением на тридцать лет (сборник)» онлайн - страница 71

… Вон он, под окном (под сотнями окон многоквартирного дома) – тот самый (тот самый!) дворец, не раз перестроенный и переделанный, радует в зимних сумерках чувствительный глаз фигурными белокаменными наличниками и прочими выпуклостями фасада, как будто на огромный праздничный торт неведомым современности способом выпростали белоснежные валики крема. Крытые крыльца с фигурными колоннами, светящиеся теплым светом арочные окна… Вечно интригует – нет при входе надписи, разъясняющей, кто, кем, над чем работает в исторических стенах. Некто пишет историю? Реставрирует фрески? Охраняет покои?..

Быть может, ночной завывала, этот навечно прикованный цепью к будке беспородный песик, противопоставляющий себя истерическим собачьим бомжам, как никто ощущает дух прежних эпох, сочащийся из незапечатанной гудроном земли примыкающего к замку палисадника и древних стен дворца, бесцеремонно зажатого последующими эпохами между железнодорожной сциллой и асфальтовой харибдой. Быть может, душа этого медиума, обреченного сутками и годами проводить время перед пластмассовой миской с нехитрым собачьим кормом, разрывается между навороченной современностью и чистым пространством былых времен, ощутить которые выпало именно на его, только на первый взгляд незавидную, собачью долю?..

И снова однажды – или не однажды – в ответ на брехню бродячих брехунов раздастся протяжный, душераздирающий вой; он потянет за жилы не спящих на берегу безнадежно загрязненной Яузы потомков царских особ, а скорей – их челяди. И бродячие истерики, еще раз выразив походя свою ненависть к этой высокомерной твари, якобы стерегущей бывший дворец, ныне здание непонятного назначения, стиснутое в объятьях технического прогресса сомнительного свойства, снова замолкнут – до следующей встречи. А когда она состоится, неизвестно – у бродячих много дел, они вечно куда-то спешат…

Какой все-таки красивый дом… Настолько, что почти неуместный…

Вот ужо луна округлится полностью. Ждем-с…

Кланя

В крайнем душевом отсеке моется Кланя. Вернее, не моется, а просто стоит лицом к стене, спиной к «салону» гулкой душевой, замерев, отдавшись теплой струе. Это ее труба гневно дрожит всем своим существом, от крана до лебединого изгиба, которому положено заканчиваться душевой сеткой; сетка давно утрачена, а труба делает отвратительное тра-та-та-та. В то время как все дамы, обращенные, в отличие от Клани, лицом к пространству и друг к другу и рьяно натирающие свои тела мыльными мочалкам, нервничают и пытаются распознать, откуда раздается канонада, Кланя на эти поэтусторонние звуки ни малейшего внимания не обращает, хотя кажется, что труба, наконец, оторвется и полетит; не обращает, потому что Кланя находится по ту сторону…

Со спины Кланя кажется более или менее молодой женщиной – на теле ни складок, ни морщин. Стареют или обвислостями, или морщинами, и только в глубокой старости эти, казалось бы, взаимоисключающие формы спокойно и безрадостно сосуществуют. У Клани – ни того, ни другого. Бывает же такое, что тело до старости сохраняется в лучшем виде, да еще когда его владелице совершенно безразлично, как она или оно выглядит. На голове у Клани розовая резиновая шапочка. Сосредоточенная струя падает на шейный позвонок, а дальше, разветвляясь, стекает по узкой фигуре, косолапо поставленным ногам, кое-где инкрустированным синими, не слишком вздутыми венами.