Читать «Рисунок с уменьшением на тридцать лет (сборник)» онлайн - страница 128
Ирина Александровна Ефимова
Деревня спит, как сама природа. Все кажется на много меньше, компактней, чем летом, потому что лишено летних подробностей: огороды под снегом, парники пусты и прозрачны, заполненный снегом овраг мелок, засыпанный сугробами пруд вообще не существует, о пышных кронах даже помыслить невозможно.
Дымы из пяти (всего-то!) труб вертикальны, флюгеры молчат. Добродушного пса, захлебывавшегося от радости при встречах, растерзали злые собаки. Извечная, маленькая, кудлатенькая сучка виляет хвостом, ни на что не претендуя.
Когда получается хорошо вздохнуть, пробив завалы дыхательных путей, в так называемой душе трепещут, спеша и захлебываясь, сонмы ассоциаций и воспоминаний. Но все очень быстро кончается, и непосильное волненье снова уступает место умозрительным восторгам.
Опершись на перильце крыльца и щурясь, стоит веселая бабка Маня (есть еще грустная бабка Маня, которой, кстати, не видно). На веселой Мане кофта и безрукавка, полученная в результате аккуратного отрыва рукавов от суконного пальто; на голове васильковый платок. Она вглядывается в меня. Подхожу ближе:
– Здравствуйте. Узнаете?
– Теперь узнаю. Здравствуйте.
Лицо у веселой Мани в крупную сетку – будто вдавили вуаль грубого плетения, потом «форму» убрали, а борозды остались. Рот совершенно полый, если не считать двух чудом сохранившихся желтых зубов – слева, рядом. Внезапно посещает мысль, что, оказывается, суету сует можно снизить до минимума – например, не ходить к зубному врачу, подчинившись естественному ходу событий…
У веселой Мани трое детей – два сына и дочь. Никому она не обуза, ни от кого ничего не требует, обо всех говорит только хорошее. Что касается грустной Мани, то она, напротив, обидчива, всегда жалуется на сына, невестку и внучку, по желтым бороздкам текут необильные старческие слезы. Мани между собой не дружат, хотя кукуют в одиночестве (дети-то не каждый день приезжают) из зимы в зиму, затерявшись в огромном белом просторе.
Все же спрашиваю у веселой о той, грустной, – жива ли.
– Да, жива…А вредная, б. дь, прости меня господи (крестится), все чего-то на меня говорит – «ты это сказала, ты то сказала»… А я зла не держу. Вижу, она воду еле тащит, подскочу и возьму ведро. Она – «зачем, зачем?» а я – «да ты ж еле тащишь, я ж вижу»… Танька, дочка, злится, что я плохо слышу. Ну, не разберу, чего сказала. Спрашиваю – «чего?» А она рукой махнет – «ну тебя, мать, глухая».
– Нехорошо говорит.
– Да ну, я молчу. Она и так нервная, буду я еще ее расстраивать. Тут у меня восемнадцатого был день рождения, восемьдесят два стукнуло. Я и говорю сыну: «Генка, отвези меня в город помыться, а то какое мытье в тазу». А у них в городе тесно: вот тут (показывает) кухня, а вот тут (показывает) уборная. Я как захочу
– Зимой не скучно?
