Читать «Ньювейв» онлайн - страница 125

Миша Бастер

М. Б. А будущее, которого, как было озвучено еще «Секс Пистолсом», вроде как нет?

А. Б. Мне кажется, что негативные моменты будут преобладать. При неблагоприятном развитии ситуаций (мы это фактически наблюдаем сейчас) будет усиливаться всеобщая абсурдизация реальности, в сочетании с усилением коррупции и тоталитаризма в отдельных странах. Все это в итоге приведет к неизбежному коллапсу современной цивилизации. Хотелось бы ошибаться, конечно…

М. Б. Скорее, к коллапсу идей «социалистических и капиталистических» мифов двадцатого века.

А. Б. Может быть, и так. Но если говорить о русской электронике, как о локальном явлении, которое является, в некоторой степени, продолжением или развитием традиций русского авангарда, в сочетании с массовым преклонением перед научно-техническим прогрессом в период построения «развитого социализма», то, начиная с двадцатых годов XX столетия Россия (а впоследствии Восточная Европа и часть Азии) становится крупным полигоном для испытаний и апробирования различных социально-экономических схем, методов ведения т. н. «народного хозяйства», а также различных изобретений. В какой-то момент в Советском Союзе даже начинается своеобразное «обожествление» машин, промышленной архитектуры, электричества, науки и самого процесса труда. Более того, индустриализация общества и научно-технический прогресс в целом приобретают политический характер, становясь как бы частью коммунистической идеологии и средством борьбы с западным империализмом. Российская же электронная сцена в некотором смысле является отражением этого феномена, своего рода символом «сакрализации» самого акта производства музыки при помощи сложных приборов и новейших компьютерных программ. Это мое субъективное мнение, конечно…

И некая гипотетическая задача российской электроники (или экспериментальной музыки в более широком смысле) в итоге сводится к тому, чтобы органично и эффективно соединить свой интеллектуальный потенциал с культом технологии. С другой стороны, для местных музыкантов имеет смысл эффективно преодолеть некоторую технологическую зависимость или даже ущербность в пользу творческой свободы, умственной раскрепощенности и независимости от различных клише и международных стандартов. Именно тогда, на мой взгляд, возможен интересный самобытный результат, который сможет абсорбировать все многообразие и глубину российского «культурного хаоса» и в то же время оказать существенное влияние на общемировые творческие процессы.

Юрий Орлов

Фото 13. Юрий Орлов, Москва, 1987

Ю. О. Итак, даже не 80-е, а 70-е. Я 64 года рождения, значит в семидесятом… Это сколько, значит, мне было в семидесятом году?

М. Б. Да это уж тебе виднее, сколько тебе было.

Ю. О. Помню, когда я учился в школе, отец плавал на корабле, делал какие-то странные установки, и была возможность привозить музыку всякую. Он воспитывал во мне музыкальный вкус и постоянно либо записывал что-то на бобины, либо привозил пластинки. Одна из них оказалась Kraftwerk, не помню уже сейчас, как она называлась. Меня это, конечно, впечатлило, тем более что от рок-музыки, которая процветала полным цветом за окнами моего дома, отличалось.