Читать «Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой» онлайн - страница 485

Инна Львовна Лиснянская

Почти неподъемно из многих мною любимых произведений Есенина извлечь только пять. Возьму первые, пришедшие на память: “В том краю, где желтая крапива…”, “Не жалею, не зову, не плачу…”, “Ты жива еще, моя старушка…”, “Несказанное, синее, нежное…” и гениальная поэма “Пугачев”. И хотя мне по ритмической ассоциации вспомнились (кроме одного) его поздние стихи, ранний период творчества Есенина кажется мне самороднее и независимей.

4. Как расцениваете Вы отношение Есенина к Революции 17-го года?

Принял поначалу большевистский переворот даже Блок. Но поэт всегда сильнее, провидчески-трагичней своих устных заявлений или деклараций в статьях. Ничего трагичнее, чем “Двенадцать”, я о революции 17-го в нашей поэзии не знаю. С Есениным, как кажется, произошло несколько иначе, – он не сразу опомнился, как Блок во смерть себе, а пытался и пытался и пытался принять революцию, идти в ногу с текущим самоубийственным временем. Искренняя попытка-самовозбуждаемость ничем, кроме как художественной слабостью, не может обернуться. Тому пример: поэма о двадцати шести бакинских комиссарах и о Ленине. Тут даже сочная деревенская речь изменила Есенину.

“Отдам я душу Октябрю и Маю / И только лиры милой не отдам”. Многие критики, в том числе и Луначарский, эти строки считали нелогичными, дескать, что есть душа поэта, как не лира? Но это опять-таки на первый слух. Более глубокий слух знает: отдать душу – это отдать жизнь. Так вот, Есенин готов был отдать жизнь за отечество, за народонаселение, опьяненное идеей атеизма-коммунизма. Но не душу. Чувство вины не оставляло Есенина, начертавшего в одном стихотворении 1925 года эпитафию самому себе: “Любил он родину и землю, / Как любят пьяницы кабак”. А чего ему стоило такое признание: “В своей стране я словно иностранец”! Есенин – верующий, богоборствующий, смиряющийся, – не смог принять в сердце своем коммунистический переворот, толкнувший население на убийство-самоубийство. Этот стихопевец-бунтарь смирялся даже и с “новью” (понимать надо шире) литературно-атеистического поколения. Иначе бы не написал: “Ну и все же, новью той теснимый, / Я могу прочувственно пропеть: / Дайте мне на родине любимой, / Все любя, спокойно умереть”.

5. Какие причины привели Есенина к самоубийству?

Но разве мог Есенин спокойно умереть, видя, как идет физическое и духовное разрушение Церкви, как у него на глазах хиреет деревня, какой самоубийственной жизнью зажил его народ-родитель? Если почти любое самоубийство я склонна понимать как результат депрессии, то в самоубийстве Есенина, как в “магическом кристалле” русского характера, мне мерещится неосознанная тяга к самоубийству самого народа. Эта тяга продолжается по сей день. Но я верю в душу живу, верю, что Всеблагой простит нас и простит нашему народному поэту великий грех оборвать данную ему Господом жизнь.

6. Как бы Вы определили в нескольких фразах своеобразие его поэтического дара?

Я не случайно назвала Есенина народным поэтом. В этом определении и заключено своеобразие его поэзии, ее неповторимость. Дальше могу только следовать литературоведческой банальности-обыкновенности (обыкновенность – вещь устойчивая, как само существование на земле): кровно-духовная связь творчества Есенина со “Словом о полку Игореве”, русским фольклором и т. д.