Читать «О влиянии Евангелия на роман Достоевского «Идиот»» онлайн - страница 107

Спрашивая затем об «источниках жизни» в Апокалипсисе, Терентьев обращает внимание читателей на символику двух его последних глав. В 22-й главе «источники жизни», а точнее – «вода жизни» и «древо жизни», упоминаются, как в реплике Терентьева, рядом со словами о солнце. Его не будет в Новом Иерусалиме, о чем говорится в пятом стихе: «И ночи не будет там, и не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ибо Господь Бог освещает их; и будут царствовать во веки веков». При чтении этой главы писатель выделил упоминание об «источниках жизни» в конце ее: «Жаждущий пусть приходит, и желающий пусть берет воду жизни даром».

Ипполит знает Апокалипсис лишь понаслышке. Но православному читателю, как и князю Мышкину, введенные в роман строки говорят о победе Христа над смертью и о блаженной вечной жизни с Господом всех, обретших спасение! Эти строки опровергают атеизм и утверждают истинность глубоко религиозного мировоззрения Мышкина. Они неразрывно связаны с общим содержанием последних глав Откровения. Центральная тема 21-й главы – видение Нового Иерусалима, и в ней есть слова, безусловно, известные Мышкину, с полным пониманием цитирующему Апокалипсис в романе, которые могли бы утешить Ипполита: «И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло». На личном экземпляре Нового Завета Достоевский подчеркнул часть пятого стиха 21-й главы: «се, творю все новое». В период создания «Идиота» писатель уже веровал тому, что выделенные им слова, как говорит Сидящий на престоле автору Откровения, «истинны и верны».

Отчаяние и «бунт» Терентьева в очень большой мере вызваны неверием в Воскресение Христа. Реальность этого великого события, по представлениям юноши, опровергается в его исповеди. Мышкин лишь косвенно отвечает больному, рассказывая о смерти майора Степана Глебова, казненного при Петре Великом, о чем речь пойдет позднее. Об отношении князя к заблуждениям юноши приходится, главным образом, судить по тому, что нам известно о религиозном миропонимании главного героя. Как отчасти было показано, оно раскрывается с наибольшей полнотой до вступления в действие Ипполита – в описании эпилептических созерцаний князя, а также в беседе его с Рогожиным по возвращении в Петербург. И размышления Льва Николаевича о моментах ауры, и разговор с Парфеном, замыслившим его убийство, отнесены автором к одному и тому же дню и говорят читателю об одном и том же: о природе веры вообще и о глубокой личной вере Мышкина, основанной на опытном знании Бога. Именно опытному богопознанию, пути которого (при некоторых общих закономерностях духовной жизни) могут быть многоразличны, в православии придается значение первостепенное.

Ипполиту тоже даны автором своего рода «созерцания», переживаемые в снах и полубреду. Они резко контрастны мышкинским и постепенно приводят больного к решению покончить жизнь самоубийством. Символика первого из кошмарных снов Терентьева, свидетельствующая о безверии юноши и навеянная отчасти Откровением св. Иоанна, тонко проанализирована Р. Коксом в главе об «апокалиптическом видении» Мышкина из книги «Между землею и небом». Я не буду еще раз на ней останавливаться и сразу перейду к следующим «созерцаниям». Ипполит пишет затем о полубредовом сне, в котором он видел Сурикова, неожиданно получившего миллионы. Эти строки исповеди вновь говорят читателю об ожесточении больной души Терентьева: он зло насмехается над Суриковым и его «замороженным» младенцем не только наяву!..