Читать «О влиянии Евангелия на роман Достоевского «Идиот»» онлайн - страница 105

Вслед за героем повести В. Гюго «Последний день приговоренного к смерти», Ипполит тоже признал бы, что «смерть делает человека злым». Тема «приговора» проходит через всё «Необходимое объяснение», и мотивы предсмертной злобы звучат в нем более настойчиво, чем в произведении французского писателя, определяя одну из ведущих черт характера Терентьева. В убеждениях юноши, как я уже упоминала, многое «не устоялось». Но, однако, если Мышкин учит своей личностью любви Христовой, любви «до конца», то Ипполит не только словом, но, главное, и делом зачастую утверждает, что для всех «натурально» мучить друг друга, ибо «люди и созданы, чтобы друг друга мучить» (8, 328). Он, например, подробно описывает, как изводил смиренного страдальца Сурикова, и «с гордостью» исповедуется в полнейшем равнодушии к его бедствиям. Терентьев усмехается над трупом суриковского младенца, погибшего от холода («замороженного», как сказано в тексте)! Затем он пытается даже объяснить отцу ребенка, что тот во всем «сам виноват». Ничего, кроме «презрительной» жалости, Терентьев неспособен испытывать к этому «несчастному сморчку “из благородных”», как он выражается (8; 326, 329).

Для чахоточного юноши, тратящего последние недели жизни на то, чтобы издеваться над Суриковым, досаждать генералу Иволгину, устраивать «сцену соперниц» и доводить Мышкина почти до сумасшествия после нее, характерно убеждение, что ему «некогда» любить и делать добро! Оно, по мысли автора, определяет одну из наиболее смешных сторон исповеди и опровергается как в ней, так и в других эпизодах романа. В противоречии с этим нелепым убеждением Терентьев совершает два великодушных поступка. Он пытается на свой лад содействовать Бурдовскому, настаивая на его «праве», а также через влиятельного друга помогает семейству губернского доктора, спасая в этом случае от нищеты четверых. Ложная мысль Ипполита противоречит и его собственному монологу о непреходящем значении личной благотворительности.

В черновой записи, заключенной в кавычки и послужившей наброском соответствующих пассажей «Необходимого объяснения», читаем: «Да разве можно любить для 2-х недель?

Доброе дело – в известн<ом> размере, потому что иное дело, требующее времени или посвятить ему всю жизнь мою, мне равномерно запрещено».