Читать «Возвращение в Михайловское» онлайн - страница 184

Борис Александрович Голлер

Ох, тетенька, ох, Анна Львовна,Василья Львовича сестра!Была ты к маменьке любовна,Была ты к папеньке добра,Была ты Лизаветой Львовной,Любима больше серебра.

Но заметьте, какие рифмы диктовал им Господь по столь скользкому поводу! Какие рифмы!

Давно ли с Ольгою Сергеевной,Со Львом Сергеичем давно ль,Как бы, на смех судьбине гневнойТы разделяла хлеб, да соль.Увы, зачем Василий Львович.Твой гроб стихами обмочил,И для чего подлец поповичЕго Красовский пропустил.

Красовский был цензор. К несчастью, стихи попадут-таки в руки Василья Львовича. И будет семейный скандал. Дядя будет кричать: «А она, между прочим, его сестре 15000 рублей оставила!» – Семейные идиллии!

Не красит нашего героя, конечно. И друга его тоже. Но они были молоды еще – и не помышляли о смерти. А в эти минуты просто забыли, что она есть! Повод был случайный. А кроме того – стихи для них были на свете важней всего. Они вспомнили, что давно не писали стихов вместе – чуть не с лицейской поры. И взялись за первое попавшееся. Все равно о чем – лишь бы писать. Александр немного ревновал, что Дельвиг вечно сочиняет что-то с Баратынским. «Там, где Семеновский полк, в пятой роте, в домике низком – Жил поэт Баратынский с Дельвигом, тоже поэтом…»

Что греха таить – с Баратынским Дельвиг был еще больше дружен, чем с ним, хоть об этом никогда вслух не говорилось. Вон даже даму одну умудрились полюбить или сочинить: Делия, Дорида…

Назавтра или через день, в Тригорском – Александр не удержался и показал вирши Прасковье Александровне. Его отчитали, как школьника:

– Что за детские проделки, ей-богу! И с каких пор смерть у нас тоже стала предметом шуток? Это просто дурной тон!

И он стоял насупясь и злился: права, права! Но она была старше их, старше его… Эта тема была ей внятней и грустней.

Дельвиг уже уехал, и отчитать его не было возможности. Он, верно, догадался – что Александр как-то хотел сосватать его – только не совсем понял – с кем. Так и остался в неведении. И втайне был рад, что ничего этого не случилось.

Он не знал, конечно, что в то же время, – когда он счастливо избег силков, коварно расставленных другом, – некая петербурженка, девица, любившая стихи, ученица Плетнева по пансиону девицы Шретер на Литейном и дочь старого арзамасца – писала другой бывшей пансионерке – Сашеньке Семеновой в Оренбург о своем гостевании в доме Рахмановых, молодоженов – она прилежно поверяла подруге в письмах журнал событий своей жизни – и старалась держать ее, осевшую в провинции, – в курсе литературных новостей столицы:

«Что еще доставляет мне удовольствие, – это то, что барон Дельвиг, двоюродный брат г-на Рахманова и посещает их; однако, в настоящую минуту его здесь нет; он поехал провести несколько времени у Пушкина. Я очень хотела бы познакомиться с ним, потому, что он поэт, потому что связан с моим дорогим Пушкиным, с которым он вместе был воспитан, и потому что связан с моим дорогим Плетневым… Г. Плетнев также очень хочет, чтоб я познакомилась с Дельвигом, и я надеюсь, что это желание вскоре исполнится, так как его ожидают сюда на этих днях.»