Читать «Возвращение в Михайловское» онлайн - страница 137

– Не беда! Фортки откроем. Ну вот! Быстро выветрится!.. – Александр распахнул форточки – с двух сторон. Пахнуло морозом, снегом… ветер прошел по комнате. И листки со стола – взметнулись, закружились, попадали на пол.

– Ух!

Александр бросился их подбирать. Пущин тоже присел на корточки – пособить. (Он был рад, что успел убрать в портсак список «Горя от ума».) Листки разлетались по комнате и на полу шевелились, как живые…

– Теперь все перепутается! – сказал он сочувственно.

– Не беда. Я сложу!.. (Улыбнулся.) Я знаю эту арию наизусть!..

За сбором бумаг – их руки встретились – столкнулись над полом – и они соединили их – в пожатии. Стена вновь истончилась – и стала, как бумага.

Пущин поднялся. Его движения обрели уверенность и строгость.

– А где Арина? – спросил он.

– Не знаю. Там, наверное. Должно – стелет тебе!.. Ты заночуешь в комнате родителей!.. Не против?

Тот не ответил – вышел быстро, упруго – столкнулся с Ариной и сходу стал выговаривать ей, что Александр Сергеич никак-никак не может жить в таком холоде и нужно отапливать все комнаты, а не только одну… и что в доме, не дай Бог – однажды может всех поразить угар.

Арина кивала согласно – хоть плохо понимала – зачем он все это ей говорит: она все знала сама – но имела определенные указки на сей счет от старшего барина…

Потом Пущин воротился к столу и лихо поболтал в воздухе почти порожней последней бутылкой:

– Разопьем? – и разлил по бокалам.

Они чокнулись.

– За тебя! – сказал Жанно.

– За тебя! – сказал Александр – и понял, что друг уезжает.

– Я, пожалуй, поеду! – сказал Пущин. – Надо торопиться!

Он ничего не мог поделать – ни с другом, ни с собой.

– Сейчас? Ты с ума сошел! И темно уже!

– Не беда! У меня ямщик лихой. И знает эти места…

Александр еще пытался: – Что тебе вдруг взбрело?

– Прости! Я совсем не выношу угара! Ты ж помнишь, Сазонов…

Он помнил. У них была в той части жизни общая память. Как-то Сазонов, их дядька лицейский – забыл на ночь открыть вьюшки. Хорошо, кто-то спохватился – не то не было бы Лицея, господ лицейских – во всяком случае, первокурсных… (Этот Сазонов после вдруг оказался душегубом: шесть или семь убийств было на нем… его вязали – полиция – на их глазах – а они все не понимали: как это? Ведь они думали, что знают его. И лишь после – повзрослев, дошли до мысли – что душегубство – тоже вовсе ни какое тебе не особое ремесло, но может нечаянно проснуться в каждом.)

Александр помолчал, насупясь. И сказал без выражения: – Ладно, пойду и – спрошу Арину – накормили ль твоих? Алексея, ямщика… на дорожку? И как там – твои кони?..

Вскоре они прощались. Арина ткнулась в плечо отъезжающему барину. И перекрестила, и всплакнула, и расцеловала. Провожать и плакать было ее ремесло. Жанно еще напомнил, чтоб проветривали комнаты: он явно стеснялся внезапного отъезда. (Который, он знал – еще долго придется объяснять – не кому-то, себе.) Они обнялися – со всей дружбой. Расцеловались трижды – по-русски, в русской уверенно сти, что следующая встреча не за горами. Долго держались за руки – и руки их были горячи. Слава Богу! Ямщик возжег масляный фонарик наверху над передним ободком кареты, и другой – с другой стороны, и захлопнул дверцу фонаря – и теперь стоял с вожжами сбоку, в нетерпении – как всякий ямщик: дорожный человек.