Читать «Мозаика малых дел» онлайн - страница 28

Далее. Исчезнувшая сноска, которая, полагаю, была нелишней:

«Эпиграф к поэме “Мцыри” “Вкушая, вкусих мало меда и се аз умираю” отсылает читателя к одному из эпизодов Священной истории, когда царевич Ионафан невольно нарушил обет, данный его отцом Саулом: не принимать никакой пищи до конца битвы и победы над филистимлянами. “Ионафан же не слышал, когда отец его заклинал народ, и, протянув конец палки, которая была в руке его, обмакнул ее в сот медовый и обратил рукою к устам своим, и просветлели глаза его”».

Лично я, школьник, был бы благодарен учительнице за такое объяснение. Другая сноска касалась «челюскинцев», была отчасти игровой, перетекала в основной текст, но также содержала информацию, по-моему, интересную:

«Слухи не утихают и поныне (вокруг «Челюскина», гибель которого якобы была по-своему интерпретирована Бабелем в его романе «Четвертый Рим». – Л.Г.). По телевизору был показан “фильм-расследование”, где со ссылкой на неназванные эмигрантские издания говорилось следующее. “Челюскин” плыл не один, вместе с ним плыл корабль намного больших размеров, называвшийся “Пижма”, полный зэков. Оказавшаяся во льдах “Пижма” была взорвана энкаведешниками, однако кто-то из заключенных спасся и при помощи собранного им радиопередатчика связался с американцами. Что до эмигрантских изданий, то хочу уточнить. Еще в середине восьмидесятых годов в парижском журнале “Континент” (40) печатались фрагменты псевдоисторического романа: какая-то часть депортированных Сталиным евреев, числившихся погибшими, проживает на территории Фижменского края, откуда одному втайне удается выбраться. Похоже, что не существующая на географических картах Фижма превратилась в корабль-призрак “Пижму”. К слову сказать, свою антиутопию, пусть даже писавшуюся в стол, Бабель вряд ли отважился бы назвать “Четвертый Рим”, скорей уж “Четвертый рейх”, придав своему детищу антифашистскую видимость – прием, обычный по тем временам».

Перед угловой аптекой на Моховой (в начале пятидесятых это был магазин «Мясо – птица»), в нескольких метрах от дома, где расположился «журнал-свидетель», стоит карета скорой помощи. Двери открыты, на носилках что-то чернеет. Санитаров не видно. Двое забулдыг заглядывают внутрь:

– Куда такого артиста, а?

– В больничку, там пенделя.

Смотрят злорадно, морды красные, опухшие.

* * *

Встретились с Шейнкером у «бронзовой персоны» на Московском вокзале. Он уезжал прямо в Мозжинку и оставлял мне ключи от квартиры на Чаплыгина.

– Лень, присмотрите, я сейчас, – показал на свои сумку и портфель на ремне.

Пока его не было, объявили посадку на дневной скорый в Москву, о чем я ему и доложил:

– Миша, ваш поезд отходит с четвертого перрона.

Не спеша – в запасе еще минут семь, мы же не какие-нибудь евреи, что приходят за час, – провожаю его до вагона. Сейчас поезд тронется, а я пойду по делам или домой, или еще куда-нибудь – сам-то здешний…

Этюд «эфемерная жизнь» с треском провалился. Почему-то слово «сапсан» на вагоне произвело в Шейнкере андреналиновый взрыв.