Читать «Мозаика малых дел» онлайн - страница 30

Он достал из портфеля водку, мы сели за длинный дубовый стол, за которым уместились бы сорок тысяч братьев, и стали пить. После какой-то рюмки он сказал:

– Это уже второй.

* * *

В Русском музее выставка «Серов не портретист» – как не сходить? В железнодорожных кассах очередь за билетами – как не постоять? В Лавре похоронены Чайковский, Мусоргский, Глинка, Римский-Корсаков, Даргомыжский – как не поклониться? Среди могил лениво бродят хвостатые вампиры, такие отъевшиеся, что даже мышам не страшны. В последний раз я был здесь с Пирютко – восхитился «Другим Петербургом», позвонил ему, прямо в кабинет, а приехав, познакомился. (Да-да, знаю, что там много вранья – многое бросается в глаза, даже если читать стоя на одной ноге, но ведь так, стоя на одной ноге, и прочтешь всю, не отрываясь, от корки до корки.)

Пирютко:

– Надгробие Чайковского предпочтительней было бы видеть на могиле кого-нибудь другого. Глинка перезахоронен спустя два года после своей смерти в Берлине. Памятник маловыразительный, оригинал утерян. «Славься, славься, Святая Русь», а сам, прежде чем пересечь прусскую границу, вышел из кареты, плюнул, потом сел и поехал дальше. Как и Глинку, как и Римского-Корсакова, первоначально похороненного на Новодевичьем, Даргомыжского тоже перетаскивали с одного кладбища на другое, позабыв надгробие, вероятно, на Смоленском и через сто лет установив новое, ласкающее взор. На могиле Мусоргского нет креста, под могилой нет останков (остался лежать где-то под автобусной остановкой). Зато есть знакомый мотивчик: «Да ведают потомки православных…», а еще «знак макрокосма, имеющий также и другое название и голубеющий на фюзеляжах израильских “Кфиров”» (я выдал себя: было бы наивно думать, что Пирютко процитировал «Прайса»).

Очередь в билетную кассу отличается от очереди за пивом. Никогда перед пивным ларьком не разыграется зощенковско-ахматовское: «Вас здесь не стояло». И если надо пропустить без очереди особо жаждущего, отнесутся с пониманием. В отличие от пивного ларька в билетных кассах о том, чтоб пропустили без очереди, и думать не моги. Вопросы поддержания дисциплины берут на себя комиссары-самовыдвиженцы, без них билеты брали бы с бою, как на последний поезд. В этом смысле ничего не изменилось и, видимо, не изменится, пока стоит русская земля (а уж это другой вопрос…). Что изменилось – появились мониторы. Все то время, что народ стоит в очереди, над его головами на экранах полезная, более того, жизненно необходимая информация: как вести себя при пожаре, при авариях на газопроводе и т. п. Постоянно мелькает: «Будьте бдительны». Телефоны доверия – ФСБ, МВД. Особая заслуга в оказании помощи населению принадлежит МЧС. «Психологами МЧС оказана помощь в 47 случаях… Запах газа – выходите! Подстерегает опасность… Если кто-то спрашивает… Будьте бдительны. Знай, умей, будь готов. МЧС было спасено…» Здравствуй, Орвелл.

«Серов не портретист»? Спорное утверждение. Я не готов с этим согласиться… шучу-шучу, просто чтобы что-нибудь сказать. Мощная выставка – надо было с нее начать, а не делать круг почета по Русскому музею, нагуляв себе ноги и не оставив времени про запас. А еще, на мой взгляд, тоже полезная и даже жизненно необходимая информация для жителей города и его гостей, благо абсолютное большинство тех и других ею не располагают. Как только выйдете из Русского музея, по правую руку увидите – правильно, Малый Оперный театр, он же МАЛЕГОТ, он же Михайловский. А рядом, как бы его продолжением, здание, на дверях которого написано, что здесь музей-квартира И. Бродского. («Как? А разве не в доме Мурузи?» – «Троцкий, Бродский – фамилии довольно распространенные».) Ах того Бродского, который рисовал Ленина в Смольном? Не пойду. А напрасно. Питая некоторое любопытство к музеям-квартирам, я, как поется, «в щелочку случайно заглянул» – думал, что попаду в хоромы соцреалиста, а попал в пещеру Аладдина. Навряд ли преувеличу, сказав, что это третье по значимости собрание русской живописи Серебряного века.