Читать «Странные сближения» онлайн - страница 5
Леонид Михайлович Поторак
— А вот и прикрытие.
* * *
Француз явился с некоторым опозданием.
Тому были причины, числом пять: во-первых, у экипажа соскочило в дороге колесо, и его установка на место заняла немалое время; во-вторых, во время аварии у спешившего на службу переводчика обломился ноготь, и после того как колесо встало на ось, пришлось возвращаться домой и тщательно уравнивать ногти в длине; в третьих, возле дома Француза поджидал муж прелестной госпожи Вышневятской, отчего-то утративший душевное равновесие; в четвертых, все тот же муж не успокоился после первого объяснения и последовал за Французом, настигнув его вторично у самых ступенек, ведущих к месту службы; и в пятых, наконец, следовало признать, что от самой госпожи Вышневятской чиновник вышел, хотя и утром, но значительно позже допустимого.
Тем эффектнее было явление Француза пред ясны очи Карла Васильевича.
И наше знакомство с героем начинается со слов адъютанта, объявившего во всеуслышание… Впрочем, объявить он мог и посолиднее. Например, сказать: «коллежский секретарь… такой-то», или на худой конец просто назвать по имени. Но адъютант отворил дверь и сказал:
— Ваше Сиятельство… Пушкина привели-с.
Так приходит на страницы нашей повести коллежский секретарь Александр Пушкин.
Знакомство — бедный, бедный граф — план операции — в дорогу! — Екатеринослав — старый знакомый
Едва заставу Петрограда
Певец унылый миновал…
К .Рылеев
В двадцатый год нового столетия Александру Пушкину было двадцать лет. Пушкин был некрасив: носатый, низкорослый, с обезьяньими губами и темной, словно с крестьянским загаром кожей. Тем не менее, он буквально изучал обаяние. Может быть, магнетически действовали ярко-синие глаза, которые так странно смотрелись на смуглом лице, обрамлённом тёмно-русыми с рыжинкой, волосами. Или сама его манера держаться чем-то к Пушкину располагала. Только это и спасало его от тех, кому не повезло попасть к Пушкину на язык. Характер у Александра был отвратительный. Пушкин перессорился со всеми сотрудниками Коллегии, потом со всеми же помирился, пил на брудершафт, приходил с утра подтянутый и бодрый и жаловался на тяжкое похмелье. Он писал стихи, которые считалось хорошим тоном равно хвалить и ругать. На ругань автор по-детски обижался, раздувал щеки, краснел, потом брал себя в руки и отвечал столь едким выпадом, что и до дуэли было недалеко. Однако дуэль не случалась.
Александр обладал тем редким свойством характера, которое позволяло ему оставаться всеобщим любимцем: он не имел долгой вражды. С одинаковой лёгкостью обидчивый и задиристый Пушкин прощал и просил прощения. Единственным, кстати, человеком, который без труда укладывал Пушкина в застольной беседе, был милейший князь Вяземский.
О тайной службе Александра не знал никто.
— Уберите это чудо, — ровным голосом попросил Карл Васильевич, осуществляя какую-то изощренную пытку над пером (уже вторым; первое убито выглядывало из чернильницы).
— Доверьтесь мне, господин министр, Карл Васильевич, — спешно заговорил Бенкендорф, едва пожелание господина министра было исполнено. — Это бесценный agent secret! Ну легкомыслен, по молодости-то…