Читать «Следующий! Откровения терапевта о больных и не очень пациентах» онлайн - страница 93

Незамеченная опухоль мозга была наименее грубой ошибкой, потому что я тщательно осмотрел пациента и все хорошенько задокументировал. Читателю может показаться, что я непременно должен был направить пациента на срочную томографию мозга. К сожалению, у меня нет прямого доступа к томографам. Единственное, что я мог сделать, – это направить его в отделение неотложной помощи. Как и большинство терапевтов, за год я принимаю порядка двухсот пациентов с жалобами на головные боли без явных осложнений. Если бы все мои коллеги посылали каждого подобного пациента в отделение неотложной помощи, наша система здравоохранения не выдержала бы такого напора.

Супруга этого пациента хочет подать на меня в суд. Я немного переживаю по этому поводу, но знаю, что ко мне не придерешься: уверен, что большинство терапевтов, прочитай они сделанные мной записи, приняли бы точно такое же решение. Я ужаснулся, когда узнал, что упустил из виду опухоль мозга, но рентгеновского зрения у меня нет.

В случае с женщиной, жаловавшейся на боль в груди, тоже сложно было поставить правильный диагноз. Однако, если бы пациентка подала на меня в суд, то запросто добилась бы решения в свою пользу. Я очень мало написал в ее истории болезни, и, заяви она в суде, что у нее наблюдались классические симптомы сердечного приступа, мне нечего было бы возразить в свою защиту. С медицинско-юридической точки зрения, если что-то – например, симптом – не указано в истории болезни, значит, врач на приеме не выполнил соответствующих действий. Вскоре после приступа пациентка пришла ко мне вместе с мужем. Они были рассержены, им хотелось понять, почему я поставил ошибочный диагноз. Я попытался объяснить, что порой трудно определить, связана ли боль в груди с сердечными проблемами или нет, но в итоге мне пришлось извиниться перед ними. Больничный кардиолог, к счастью, сказал им, что характер грудной боли у пациентки был весьма необычным. Кроме того, раньше мы с ним вместе работали в той самой больнице, и он прикрыл меня, заверив обоих, что я хороший врач. Насколько мне известно, извинений оказалось достаточно, и пациентка не планирует доводить дело до суда.

Если я поставлю ошибочный диагноз, пациент пострадает в любом случае. А вот с юридической точки зрения все зависит от истории болезни: не важно, тщательно ли я осмотрел пациента во время консультации, – отсутствие соответствующих записей в истории болезни равнозначно тому, что я вовсе не принимал его. Ежедневно я принимаю до сорока пациентов, так что не могу запомнить, что было на каждой консультации. Судебные разбирательства зачастую проводятся спустя годы после происшествия, и медицинские записи – единственное, что способно помочь врачу доказать правомерность его действий. Пациент наверняка будет убежден, что в точности помнит, как проходила консультация, однако со временем детали преображаются в нашей памяти. Так, к примеру, пациент может заявить: «Доктор Икс сказал, что мне осталось жить не больше года» или «Врач из неотложки сказал, что у меня никогда не будет детей». Но, во-первых, врачи обычно остерегаются подобных громких заявлений. А во-вторых, когда перечитываешь записи, сделанные во время консультаций, замечаешь, что, как правило, они сильно отличаются от воспоминаний пациента.