Читать «Экстерриториальность» онлайн - страница 15

Анатолий Найман

«Факт, на том свете здешний успех…»

Факт, на том свете здешний успехмы ни на что не выменяем,наши дела на виду у всех,проштемпелеваны именем.Наши дела, наши дела…Дел никаких – истории.Вся в узнавании правил прошлажизнь на чужой территории.Дельного если что было – Шекспир:после тринадцати детскаяставка на звон и сверканье рапир.ДЮСШ, фехтовальная секция.

«Черная дудка диаметром 7.62…»

Черная дудка диаметром 7.62,клапан какой ни нажмешь, отвечает: да-да.Нет – отвечает диаметром 9 кларнет.Яблочко выбрав диаметром оба ранет.Речь не о музыке – ставим на музыке крест.Просто, какие маэстро, таков и оркестр.С мышку диаметром – вздоха последнего путь.Есть инструменты, короче, – но некому дуть.

Демон полудня

Как это так: раздается в мозгу разговор,а источника голоса нет?Или это во двор свой советский ковервынес выбить на снег брюнет?Почему в таком случае, различая слованиоткуда, из недр пустоты,я различаю еще и рисунок ковра,двор и брюнета черты?Вопрос не для тех, кто шляпку фик-фокнапялил на бок, – а лишь для тех, кто б/у,тертых, вытертых, кто на луну, как волк,воет всё «у» да «у».И ничего, кроме «у». Хотя слово есть.Только на нем запрет.Месть табу в том, что страшней табу месть,если открыть секрет.Так что не открывай-открывай – однанаграда: в мозгу разговор.Все на свете мембранна: луна,бубен ковра, двор.Демон полудня, черный, как дым,имя твое на «у»,не притворяйся, как волк, седым,воющим на снегу.

«Когда мир состоял из бабочек…»

Когда мир состоял из бабочеки кроил наряды из них,этих нервных, бессильных дамочекдля набивки ситца казнив,то-то праздничка было, счастьицав карнавальной толкучке дней!Вещь равнялась названью. Случавшеесяне отбрасывало теней.А как взялся сметывать петелькиснегопадов в тусклую шаль,дни-скупцы поплелись, дни-скептики,зябко стало, и жизни жаль.Но душа, как куколка зимняя,для того под своды и шла,чтоб кайма фиолетово-синяяохватила просверк крыла.Этим обжигом нежным траура,в антрацит запекшим края,пестроту психея задраилаи безвкусицу бытияи, продрав паутину коконов,потащила липучий шлейфпритираний, ресниц и локоновна поверхность – и стала эльф.Что спаслась, что оттуда выбралась,поздравляю. Что плевы – медьоказалась слабей. Что, выбросовпросто так не делая, смертьсбой дала. Что с уродством справиласьчервяным ты. Что вновь жива. —Славься, о Ахеронтия Атропос,бражник «мертвая голова»!

«На хлеб размером с ладонь – талон…»

На хлеб размером с ладонь – талонразмером с ноготь. Чтоб в людоедствоне впасть, обеденный – стал столомпрозекторским. Я это помню. Детство.Окраине города парковый лоскмогильная придавала ограда,и трупом торчал из сугробов Свердловскс подвязанной челюстью Ленинграда.Я жил у кладбища. Похоронхватало. Никто не считал подводысо жмуриками. Отлов воронустойчивым промыслом был в те годы.И как тошнотворно выглядел гробв фестонах. Где пункт назначения свалкадля тел, не заметить мог только жлобдешевку курятничью катафалка.И жизнь прошла. И что объявлю?Что не война причина, не голодсведéнья крови к ничто, к нулю.А что какой ни цветущий городЭдем, нас пускают туда на постойв барак. В торжество параши над чашей.В победу уродства над красотой.Над красотой твоей. Вечной. Нашей.