Я в клетке принуждал себя запеть.Другие не запели, а могли ведь.За Мань, за Вань, за Дань, за Дунь, за ПетьЯ должен эту клетку осчастливить.Я в раж вошел и выловил кураж.Душе и требухе моей так лакомЛечебницы известной антураж,В народе именуемой бараком.Мне б связки соловьиные иметь,И я под стать Бетховену и ЛистуПод звон горшков (чем не литавров медь)Пропел бы славу инфекционисту.Воспел бы незабвенное панно,Где безымянный автор недофрески,С Петром в Европу вырубив окно,Помыл его, повесил занавески.А в то окно летит в одном бельеПленительное тело ангелицы,Преодолев немало сотен льеДо акваторий северной столицы.За нею князь, он зыркает сычом.Бесстрашный витязь, видимо, не в духе:Мол, кто сюда заявится с мечом,Определенно сдохнет от желтухи…Я влип, причем не в сахарный сиропИ, несмотря на влажную уборку,Упитанный, прожорливый микробВ палате с пола слизывает хлорку.
2
Лечили поэтов и в Риме, и в древней Элладе,Но ведал про это Гомер или, скажем, Катулл,А русская женщина в белом изящном халатеЛегко починила поэту поломанный стул.
Орел
Цветастый и громкий, как табор,Идущий пускай в Зурбаган,Вагон упирается в тамбур,Где я не увижу цыган.В замызганных окнах халупыБегут то береза, то ель,И пляшут клубы́, словно клу́быЦыганочку с выходом в щель.Утихли девчонки-звоночки,Надев простыней паранджу.Я в мрачной стою одиночке,Но будто бы я в ней сижу.Ребенка подмыли. ПодгузникСменили. Про совесть, про честьСказали. Я рядом, как узник.Меня подмывает прочесть:«Сижу, так сказать, за решеткой,В темнице холодной, сырой,Вскормленный паленою водкой,Сырком с кабачковой икрой.Кровавы когтистые лапы»,Но где мой орел-побратим?Жужжащая муха могла быПропеть мне: «Давай улетим».Конечно, могла бы, хотя нет,За тем ли я в тамбур забрел,Ведь знаю, куда ее тянет,А значит, мне нужен орел.Мы сможем в Крыму приводниться.Но где вы, орлы без корон?– Орел, – говорит проводница.Иду покурить на перрон.
Экскурсия в Иерусалим
Кошерной каши выкушав половник,Пронырливый и скользкий, как налим,Экскурсовод вещал, что я паломникИ поднимаюсь в Иерусалим.Душа духовной жаждою палима.Нутро рассохлось без дождей и рос.– Где ты видал болтливого налима? —Второе я мне задало вопрос.– Возможно, в мутных водах Иордана,Где чудотворны рыбы и хлеба, —Ответил я негаданно-нежданно(Помилуй, Боже, грешного раба).Снесло в кювет аллюзий нереальных,Разгладило и сплющило мозги:Нет никаких досок мемориальных,А каждый камень требует доски,Атласных лент, дежурных ликований.И Питер мой на прозвища не скуп,Но тут почти что семьдесят названий.Пупок Земли по сути – целый ПУП.Кто рвал его, кто комкал, кто мутузил,И нынче то взорвут, то подожгут.Его сто раз завязывали в узелИ двести раз закручивали в жгут.Веками льются слезы бедных сирот.Шесть дней рвались снаряды о броню.Построил Стену местный зодчий Ирод.Спущусь-ка и слезинку оброню.
