Читать «Солнце на антресолях» онлайн - страница 201
Наталия Михайловна Терентьева
– Нет.
– Почему? – Папа взъерошил волосы.
– Ни почему. Сам знаешь почему.
– Я дозвонился Васе.
Первый раз на моей памяти папа спокойно произнес мамино имя.
– Молодец.
– Почему ты мне не сказала, что она болеет?
Я мельком глянула в машину. Мне показалось?.. Да нет. Почему-то на заднем, не на переднем, сиденье сидела та, которую папа искал и нашел, очень давно. Она покрасилась, что ли… Ведь раньше у нее не было такой вздыбленной прически… Я пригляделась… Рыжая, всклокоченная… Пониже бы голову опустила… Страшная!..
– Пап. Ну ты же нашел свою йети, вон она, прячется в машине. Зачем тебе знать что-то про мою маму? Болеет она или не болеет. Тебе какая разница? Ты кто ей?
– Ты… Да ты… Да ты вообще не смеешь!.. Да как ты смеешь!.. Я не позволю… Чтобы ты о ней…
– О ком? О йети? О ком конкретно?.. О маме? О ком?
Я тоже стала заводиться. Наверно, единственный человек, который может вывести меня из себя, – это мой дорогой папа. Искатель справедливости, идеального общества и прекрасной женщины.
Я повернулась и пошла к подъезду.
Я слышала, как сзади ахнул папа. Конечно, он не ожидал. Конечно, я сто раз не права. Он меня растил. Приходил два раза в месяц или даже три, кормил и дарил подарки. Но что мне теперь делать, если я знаю правду о своем рождении и не могу больше на него смотреть?
– Алехандро! – крикнул папа, не очень громко и совершенно не зло. Как-то отчаянно. – Я сто раз звонил…
Я обернулась. Зачем он приехал? Он вовсе не звонил сто раз – я видела всего два пропущенных звонка. Но это не повод, чтобы приезжать. Он хотел мне что-то сказать? Спросить? Извиниться? Объяснить? Зачем он приехал с крокодильей мордой, она же йети? Для меня – так. Для других – не знаю.
Такая сложная правда. Такой огромный лабиринт компромиссов. Я не знаю, сумею ли найти из него выход.
Папа догнал меня у самого подъезда.
– Ты мог хотя бы приехать один, – сказала я.
– Просто… она меня не отпустила, – объяснил мне папа, как маленький мальчик. Как сказал бы Джонни или даже Глебушка, жалобно и серьезно. – Не отпустила, понимаешь? А ты не поднимаешь трубку. А Вася в больнице. И она мне сказала, что ты теперь все знаешь.
– Да, папа, я все знаю.
– И?.. – Папа спросил с совершенно непонятной мне надеждой.
Я смотрела на папу, он – на меня.
– И что? – повторил папа.
– Ничего.
– У тебя есть отец… – то ли спросил, то ли утвердительно сказал папа.
– У меня есть отец. У отца есть йети. Я в йети не верю. Всё?
– Нет… Подожди… Ты все время шутишь…
– Так же, как и ты, пап.
– Ты… Ты не понимаешь…
Мое лицо. Только постаревшее. С чуть-чуть нерусскими глазами. Самую малость нерусскими. Капля мордвы, две капли ираноязычных племен Кавказа, полкапли поляков. Глаза, привыкшие врать. У меня точно такие же глаза. И я тоже умею врать. Потому что не знаю правды. Возможно, пойду ее искать, так же, как искал папа. Папа – не нашел. Я – попробую.
– Когда пойму, я позвоню тебе.
– То есть…
– То есть позвоню, пап.
Папа пошел обратно к машине, чуть сутулясь, упрямо не застегивая куртку, не оборачиваясь. И правильно. Я бы тоже не обернулась. Тем более что оборачиваться надо очень далеко – в то далекое лето, когда началась моя жизнь на этой земле. Ведь она началась в тот самый момент, когда мама села в автобус и увидела симпатичного, ясноглазого, с взъерошенными волосами… Таким он ей показался…