Читать «Держитесь подальше от театра» онлайн - страница 78
Анатолий К. Гречановский
– Когда человек любит, он идет на любые жертвы, – как бы размышляя сам с собой, произнес Иуда. И тут он вспомнил, как на вечере первого дня праздника опресноков Назорей обмакнул кусочек хлеба в чашу с подливой из горьких трав, протянул этот кусочек ему и тихо прошептал: «Что делаешь, делай скорее». – Значит, он хотел этой жертвы. Для одних жертва – это страдания, для других вечный позор, – и, выйдя из оцепенения, громко воскликнул: – Радуйтесь, малодушные неучи! Теперь никто не будет утомлять вас своими проповедями, вы сами будете посланниками. Своими льстивыми языками будете наставлять других и сочинять всякие небылицы о нем в угоду своим покровителям, за что будете расплачиваться собственной жизнью.
Иуда замолчал, опустив голову. И вдруг, словно судорога пробежала по всему его телу, резко выпрямился, безумным взором осмотрелся вокруг, будто увидел всех присутствующих впервые, и осипшим голосом пробормотал:
– Пора, время, я иду к тебе…
Тяжело дыша, согнувшись под тяжестью своих мыслей и грузом содеянного, преодолевая порывы холодного ветра, Иуда взбирался по каменной горе к единственной цели, которая могла, как тонкая нить, связать его с Ним.
– Я с тобой, я с тобой! – неустанно шептали его пересохшие губы.
Камни осыпались под ногами, он падал, поднимался, снова падал, полз, исцарапывая до крови ладони рук. Ветер злобно разрывал на нем остатки хитона, стараясь проникнуть сквозь дряхлое тело до самого сердца, чтобы разорвать его на части.
– Я с тобой, я с тобой! – безумно продолжал повторять одну и ту же фразу.
Добравшись до вершины, на которой стояло старое засохшее дерево с двумя торчащими в разные стороны сучьями, Иуда развязал шнур, опоясывающий хитон, перекинул через сук, который был ближе к обрыву, завязал петлю, неустанно повторяя:
– Я с тобой, я с тобой!
Не давая себе ни на секунду осознать происходящее, он накинул петлю себе на шею, посмотрел вниз обрыва, и в этот момент сознание вернулось к нему.
– Нет, нет, нет!
Но камень, на котором он стоял, пошатнулся и полетел в обрыв. По лицу и по всему телу пробежали короткие судороги.
– Хошана, хошана, – прохрипел он еле слышно.
Связались навечно – тот, кого предали на поругание, и тот, кто его предал.
– Значит, судьба Иисуса была предопределена заранее?! – произнес Сема, словно приходя в себя от пережитого нервного потрясения. По лицу стекали капли пота, словно кровь со лба, расцарапанного иглами терновника. – Всевышний при своем всезнании и всеведении знал, что Иуда предаст, и не попытался ему помешать. Предательство и крестная смерть изначально входили в Его планы. А могло ли быть чудесное воскресение без Иуды? – то ли спросил, то ли ответил себе Симеон Иванович, стоя на балконе и глядя на восходящий, молчащий диск луны. Деревья, стоящие в саду под окном и протянувшие свои руки к луне, тоже молчали, перестав шелестеть листвой. Даже кузнечики перестали стрекотать.
