Читать «Монады» онлайн - страница 380

Кстати, в их доме кормилось немалое количество прочих неведомых и неведомо каким путем заброшенных сюда непутевых, непристроенных российских эмигрантских личностей. Девочка могла припомнить, как на субботние открытые столы стекались к ним престраннейшие типы.

Вспоминался некий старик, у которого во внутреннем кармане, ближе к сердцу, была припрятана милая плоская металлическая фляга с коньячком. Изредка он склонялся к левому обшлагу поношенного пиджака и через тонюсенький шланг потягивал горячительное. Делая эдакий непринужденный вид, он производил эту операцию как бы скрытно и незаметно. Естественно, все знали про сей нехитрый и многократно воспроизводившийся во многих городах и весях многоязыкого мира трогательный секрет Полишинеля и, посмеиваясь, наблюдали за постепенно наливавшимся красным цветом его вроде бы отрешенным лицом.

Приходили старушки-близнецы. Они улыбались и молча, не присаживаясь, кушали. Кушали аккуратно и, как маленькие птички, совсем немного. По невеликой потребности невеликого организма или, возможно, по сохранившейся и до сей неблагодарной поры гордости и благородству хорошо воспитанных дворянских девиц. Хотя какая уж тут гордость?!

Сказывали, что в их доме обитало бесчисленное количество кошек, которых сердобольные сестрички подбирали по всем безжалостным к ним улицам и закоулкам китайского пригорода, где сами по бедности и обитали. На какие скудные деньги они умудрялись прокормить их – неведомо. Но ведь прокармливали! Уходя из гостеприимного дома, они как бы украдкой уносили с собой для своих тощих питомиц какие-то крохи пищи. Им это попускали.

Иногда одна из сестер сходила с ума. Она являлась ярко накрашенной, напудренной и нищенски безумно разодетой. Близняшка пыталась ее загородить своим хрупким телом. Вроде бы удавалось – у сестры ее тельце было не крупнее. Не приводить же сюда больную сестрицу здоровая не могла, так как, по всей видимости, питались они скудно и нерегулярно. Изредка из-за спины здоровой и смятенной близняшки вытягивалась тощая, обтянутая старчески веснушчатой кожей, почти обезьянья лапка, и слышалось:

– Дай тыщу! Дай тыщу!

«Видимо, для прокорма кошек», – думала девочка.

Заходил какой-то лохматый вальяжный немного подержанный литератор. По-видимому, литератор. Он сразу же хватал отца за локоть и тащил в угол со своими средне художественными проблемами. Отец легко, но уверенно отстранялся. Литератор ладно усаживался за столом, откидывался на стуле и ел, уверенно неся ложку от стола до своего рта, отделенного от тарелки немалого размера животом.

Запомнился еще учитель по фамилии Киссельман, неведомо где и что преподававший. Да и преподававший ли вообще, хотя и величался всеми уважительно «учитель». Он был до того тощий, что его огромные голубые глаза, как два поблескивающих фарфоровых шара, будто висели на расстоянии от лица. Девочка его пугалась. Но он был абсолютно безобиден, неизменно улыбался и всем встречным изображал глубокий поклон. Народ ухмылялся. Безобидный был человек.