Читать «До встречи не в этом мире» онлайн - страница 4

Юрий Михайлович Батяйкин

«Благословенно незнание…»

Благословенно незнание,когда не ведаешь зла,и что такое изгнаниене понял еще, и длятебя не очень-то острыекамни пока, дружок,и глупо себя наверстывать,как февральский снежок.И, видимо, стоит томиказлоба тупых невежд,когда стоишь возле холмикадетских своих надежд,не переживших скупостисолнечного луча,и пролетарской глупостивешателей сплеча.Так что, пока покатитсягрустная голова,пускай печатает матрицаогненные слова,в которых горят дзержинские,ленины и т. д.и прочие рыла свинские,пропущенные Корде,поскольку и для пропавшегодевственного листа,и о любви мечтавшегомученика-ХристаГорькая моя ненавистьлучше наверняка,чем прописная стенописьрусского языка.

«Из теневой стороны угла…»

Из теневой стороны углаглядя тоскливо, как два ослатщатся друг другу сломать башкуза лучший способ набить кишку,как невидимка в своем рванье,словно подкидыш в чужой семье,я от рожденья ищу секрет,как всех ублюдков свести на нет.Впрочем, поскольку всесильный Богсам этой тайны узнать не смог,я рад тому, что хоть есть межа,и, по своей стороне кружа,я, как ненужная жизни тварь,лишь переписываю словарь,в мудрой компании сонных совпереставляя порядок слов.И забавляет меня игра:как светлячок на конце перабуквы выводит в кромешной мглеи отключается, как релевремени, если идет к утрув том промежутке, когда Петрунужно отречься, спасая хвост,чтобы, как все, подойти под ГОСТ.Так пролетают за годом годв смысле забот, где укрыться отжалкой природы царей, царицс кружками Эсмарха вместо лиц —так от ночей почернев, как блэк,с Музой вдвоем коротая век,преображаясь умом в Фому,я начинаю любить тюрьму.

«Здесь, где прячется Сет Аларм…»

Здесь, где прячется Сет Аларм,придавая пикантный шармбеспорядку больных вещей,наподобье святых мощей,обнажив голубой матрац,самой страшною из заразспит поэзия детским сном,принакрывшись дневным рядном.Так прекрасны ее черты,что соперничать только тыможешь с нею и то, покане сощурились облака.Но как только ночная мгладоползет до ее угла,все, чем равен червяк богам,я бросаю к ее ногампотому, что в худом тряпье,луговин и канав репье,она тем пред тобой берет,что в Бутырки за мной пойдет,что в последний прощальный часне опустит печальных глаз,и у той гробовой доскине отпустит моей руки.И пока мой бумажный хламне присвоил российский хам,разделяя мои пути,о, возлюбленная, простипротоплазмой, душой, корой,что для Музы ночной порой,соблазнившись ее венком,я краду у тебя тайком.

«На выставки, в кино, на бл. ки…»

На выставки, в кино, на бл. киспешит толпа: вик-энд и без оглядкидомой лишь я бегу, посторонясь.Как прежде зол, но больше опечален,все думая: как Чацкого Молчалинтак вразумил психушкою, что связьдвух наших судеб стала символична?Мне страшно, что привычка жить опричново мне укоренится. Мой мирок,хотя и не мещанский, узок:помятый чайник, словари да Муза,которых навещает ветерок,снежинки выдувающий из флейтына темный путь моей узкоколейки,в конвое рифм тоскующей, покая, сделав вид, что позабыл столицу,пишу тайком письмо, через границусемейству Чацких в форме дневникапереправляя с грустью. Раздвоеньевращает шатуны. А настроеньеусугубляет долгая зиманад местом, где отвергнутый Россиейеще один больной «шизофренией»приобретает «Горе от ума».