Читать «До встречи не в этом мире» онлайн - страница 27
Юрий Михайлович Батяйкин
Близняшки, уезжая, ревели на весь лагерь. Всю ночь я гулял с Милкой в лесу. Хорошая была девочка, ласковая очень…
Вожатый у нас был отличный. Играл на баяне, песни пел уникальные и, в том числе, Собиновские, и Дмитриевича, и Вертинского, даже блатные:
Вожатый уважал меня. Иногда пел песни мне только.
И все знал и покрывал. Верил, что я справлюсь, только улыбался. Жаль, имя его забыл.
Сейчас мне искренне жаль учителей, которым я достался в ученики. Конечно – не Царскосельский лицей, но не больно им повезло. «Русичку» я донимал изготовлением в диктантах и изложениях сверхмаксимального числа ошибок, извергая такие, какие никому вообще не снились, а с остальными разговаривал цитатами из Бомарше, Ростана, Гольдони, Мольера, Лопе де Вега, Ибсена, Шекспира, не брезговал Пушкиным, Лермонтовым, Грибоедовым, Островским и множеством других, не менее знаменитых имен.
Не мудрено, что у меня были «двойки» по всем предметам, и матушку без конца вызывали в школу за мою учебу и драки. Меня бы наверняка оставили в назидание на второй год, но я, идя на первое занятие по скрипке, угодил под троллейбус возле Ленкома, и водителя не посадили только потому, что, когда он меня вытащил, окровавленного, из-под колес, первыми моими словами были:
– Шофер не виноват.
Меня положили в детскую Филатовскую больницу.
Там я быстро пришел в себя и начал баловаться.
А ходили там все без трусов в рубашках, которые были выше переднего места.
Застав меня разъезжающим на огромной оконной раме, нянька разозлилась и поставила меня в угол в палате девочек. Её чуть удар не хватил, когда она вошла и увидела, что все кровати сдвинуты, посередине лежу я, а рядышком девчонки угощают меня гостинцами и ластятся…
Во втором я сильно полюбил отличницу Иру Фридман и, чтобы стоять рядом с ней на линейке, тоже стал отличником… Никогда не забуду: мы стоим рядом на линейке, она пылает, как горн в кузне, и я чувствую, что это из-за меня…
Вскоре, однако, это увлечение прошло, и от школы на меня повеяло невообразимой скукой.
Я начал прогуливать уроки, слоняясь по старинным переулкам, бульварам, все более погружаясь в стихи символистов, которыми я бредил, как шизофреник.
Все деньги, отпускаемые мне на еду, я тратил на книги и пластинки классической музыки. Проигрывателя у нас не было, только патефон, под который тетки учили меня танцевать, поэтому проигрыватель я брал у друзей. Пластинки я слушал часами – особенно Шопена и Вивальди.
Главным увлечением были, конечно, книги. Помню, мне как-то досталось в «буках» факсимильное издание «Горящих зданий» Бальмонта. Впрочем, главными моими кумирами в ту пору были Блок и Брюсов. Из прозы мне нравились Осип Дымов и особенно Федор Сологуб. Я даже начал подражать Передонову, из-за чего меня стали избегать, а Передонов жив во мне по сей день. Я знаю двух писателей, близехонько подошедших к Дьяволу: Федор Сологуб и Михаил Булгаков. Впрочем, я не настаиваю.
