Читать «Любовь и небо» онлайн - страница 95

Геннадий Федорович Ильин

В течение последнего месяца с капитаном Сулимой мы встречались ежедневно. Он стал требователен, строг и придирчив. Под его руководством мы почти наизусть выучили инструкцию по эксплуатации и технике пилотирования УТИ– МиГ-15, назубок знали действия в особых случаях в полёте, с закрытыми глазами определяли месторасположение любого прибора, тумблёра или переключателя в кабине.

После празднования годовщины Вооружённых Сил нас посадили в учебно-тренировочные машины, и мы впервые приступили к рулению по аэродрому.

Взлётно-посадочная полоса и все прилегающие к ней рулёжные дорожки были покрыты чёрно-ржавыми железными плитами, сплетёнными между собой, как пальцы рук. Железку содержали в идеальной чистоте. Кроме специальной техники, на её уборку выходил весь переменный состав полка, в особенности курсанты. Работа была не в тягость, поскольку мы понимали, что всякий предмет, засосанный турбиной, мог стать причиной отказа двигателя.

Переплетённый двумя рядами привязных ремней, в застёгнутом шлемофоне и с ларингофонами на шее, я удобно сидел на парашюте, утопленном в чаше сиденья, и выполнял много раз проигранные на земле действия по запуску и прогреву двигателя. Мощный рёв турбины проникал через плотно закрытый фонарь в загерметизированную кабину, но голос Сулимы чётко прослушивался по переговорному устройству.

Закончив пробу двигателя и запросив разрешение у руководителя полётов на выруливание, я развёл руки в стороны, и, повинуясь этому приказу, техник выдернул из-под шасси, выкрашенные в красный цвет стояночные колодки.

Я плавно подал сектор газа вперёд и неторопливо двинулся по предписанному маршруту. Отдаваемые ногами и руками команды самолёт выполнял безупречно. Мы быстро пробежали вдоль взлётной полосы и свернули на рулёжку.

Несмотря на рёв турбины, снаружи отчётливо прослушивался лязг железа. Говорили, между прочим, что был случай, когда на посадке у самолёта подломилась передняя стойка. Самолёт вспорол носом уложенные плиты, нырнул под них, и экипаж сгорел заживо. Что и говорить, страшная и нелепая смерть. Но ещё страшнее – видеть, как погибают товарищи на твоих глазах и ты не можешь ничем помочь.

В третьем заходе по полосе мы разогнались почти до скорости взлёта, но в последний момент Сулима убрал обороты, и я зарулил на стоянку.

– Неплохо, – подвёл итоги моей работы инструктор. – Движения немного резковаты, но это явление временное. Зови сюда Забегаева…

Пройдёт ещё сто лет, но очарование первого вывозного на реактивном самолёте никогда не изгладится. Усаживаясь в кабину УТИ, я весь горел, как в лихорадке, но старался показаться невозмутимым. Однако блуждающая глупая улыбка, ненужная суетливость и поспешность выдавали моё состояние. Техник самолёта, стоя на стремянке, прислонённой к борту кабины, заботливо помог справиться с привязными ремнями, помог закрыть кабину, широко улыбнулся, показал большой палец и исчез внизу.

– Как настроение, – поинтересовался Сулима из задней кабины и пошутил: – Нигде не жмёт?

– Всё нормально, – бодро ответил я, окидывая взглядом приборную доску.