Читать «Английская лаванда» онлайн - страница 15
Анна Ефименко
Он выбирается на улицу, возмущенно вдыхает мягкий прогретый воздух, находит временное пристанище, ступает на торную дорогу и берется за перо.
* * *
«Дорогой Натаниэль!
Вопреки своей воле я стал нормальным писателем: сижу – не поверишь! – в кофейне и кропаю про гуманистов Возрождения. Зимой агент выхлопотал мне лекцию перед молодыми литераторами; так ходил там гоголем и что-то нес про качество художественных текстов, рассказывал о статистике местоимений, бедняги чуть не померли от скуки, слушая меня. А теперь – гляди, как все писатели: в кофейне.
Есть в поздней весне это состояние невыносимо свежего утра, когда цветут черемуха и сирень, а в небеса уходят аэропланы. Я возвращаюсь из школы, спускаясь с холма, с темно-зеленым портфелем и отломанной веткой каштана в руке. Внизу устроен городок. Наверное, мне было лет восемь или десять, но ощущение «лазурь легка» я помню куда раньше, когда вдруг мы с мамой опаздываем на поезд майским дополуднем, или с балкона смотрю, как экипаж Джорджа заезжает во двор, синхронно поделенный газонами, шахматный, и щурюсь на солнце, и солнце разбивается в глазах на миллиарды хрустальных радуг.
Так или иначе, с возрастом это чувство притупляется, реже испытывается. Последний раз могу вспомнить только апрель прошлого года: с Мег в Вероне, в садах Джусти, и цветение, тотальное цветение всего и вся, земная флора триумфально вступает в свои права, и за этими зелеными армиями, под бирюзовым куполом, вновь с вершины холма, виден пастельный италийский город, словно слегка шероховатый на ощупь. Вечером того же дня мы пьем клубничное вино, сидя на крепостной стене Citta Della, и легкая лазурь отправляется спать шелками и кашемиром по просторному высокому небу за горизонт, за озеро Гарда, уходит на покой, покидая меня, возвращая прежнюю одеревенелость взамен непродолжительной грации. Солнце знает свой запад.
Становясь консервативнее с неминуемым ходом времени, я меньше люблю быстрые вальсы, лишаюсь юношеской впечатлительности. Искусство, подразумевающее богемную жизнь, идет буквально вразрез с тем, что предлагает день сегодняшний, и это страшит меня больше всего – сохраняя видимую богемность теми же путешествиями или мероприятиями, тем не менее погрязнуть в посредственности, гордо выдаваемой за искусство в современном мире. Время неуклонно снижает мой стиль, требуя быть грубее, чем есть, разбрасываться броскими словечками в угоду публике, в надежде привлечь читателя, что само по себе омерзительно. И тогда я вновь обращаюсь в бездонную яму сознания, в собственную голову, воображение, ворота которого неизменно распахнуты для королей.
У меня есть Мег и ее музыка. Как случается, таким чудом находишь человека, и он меняет твою жизнь (намеренно говорю «находишь человека» вместо «встречаешь»). Любовь сильная, жизнеутверждающая, толкает нас на подвиги во имя бесконечного самосовершенствования; и мы обретаем невероятное красноречие, покоряем горы и моря, иноземные диалекты, изучаем быт и культуру времен, приближенных к объекту нашей симпатии либо интересных ему. Тем счастливее я с Мег, не обладая ничем, что можно было бы считать материальным доказательством любви, имею великое преимущество движения вперед, такая любовь априори не может быть разрушительной, она – мое единственное благородство сохранять верность себе. Не принимать подачки вселенной, переходящие мне дорогу, не соглашаться на компромиссные варианты, не прощать человечеству недостатки и слабости, НЕТ, НЕТ И ЕЩЕ РАЗ НЕТ. Я нахожу любовь осколками хрусталя вперемешку с сахарным песком в цветочной вазе, нахожу ее текстами Гюисманса в его исступленном эстетстве.