Читать «Две реки — два рассказа» онлайн - страница 101
Генрих Павлович Гунн
За окном серо, мрачно, зарядил меленький дождичек, и теперь уж на все сутки. Недавно гремели грозы и стояли знойные дни, но уже середина августа, и по всем правилам начинается на Севере осень, начинается вот таким неспешным, вкрадчивым дождичком. Хорошо в такую унылую погодку в баньке попариться с березовым веничком, потом гонять чаи в дружеской компании за душевным разговором, а затем залезть в спальный мешок на сеновале и слушать шуршание дождя по тесовой крыше…
Но наступает пора отправляться нам дальше. Клавдий Федорович одевается со всей тщательностью, поверх теплой одежды натягивает дождевик с капюшоном, Тимохов — один дубленый полушубок нараспашку, остальные — все, что есть теплого: похолодало за день.
Плавен, спокоен и привычно однообразен был дотоле ход реки, непритязательно и ненавязчиво шла она мелководными плёсами, прост был ее рассказ. Порой не хватало ему какой-то изюминки, какой-то блёстки, занимательности. А ведь давняя жизнь прожита на этих берегах, хранит она свои были и легенды…
Огибаем Чучепальский мег. Высокие лесные берега, серые тучи, темная река — суровые и прекрасные виды. В мегу, невидимая с воды, стоит деревня со странным названием — Чучепала. Народная молва, как обычно, объясняет всякое непонятное название легендой. Будто бы жила здесь чуча, то есть чудь. Чудь была пуглива, пряталась по лесам, но и здесь нашли ее новгородцы. Чудь бежала от них, новгородцы загнали ее в реку и потопили — тут чудь и пала. Место, где утонула чудь, стало называться «кровавое плёсо». Правда, называется теперь плёс иначе — красным, красивым, что более соответствует действительности. И конечно, есть предание, что чудь скрыла свое богатство в земле, называют и место — Острый холм… Все это легенда, и слушаешь ее с улыбкой, но она оживляет, расцвечивает сказкой однообразие пути.
Но не только меняется рассказ реки.
Меняется вид речных ее берегов. Мы уже привыкли к виду деревень под пологими холмами. Теперь правый, коренной берег стал высоким и отвесным, иначе говоря, по-местному, поднялся щельей. И вот тут на реке, где выступили голые глинистые откосы, то есть пало на берег щелье, и стоит село Палощелье.
Обычное село, что стоит оно красиво — на Мезени не в диковинку, а знаменито оно на весь Север, да, пожалуй, и пошире. Славу эту принесли ему деды и прадеды, известные и безвестные мастера росписи прялок. Не в одном месте на Севере резали и расписывали прялки, но мезенские среди всех первые по красоте. Лишь палощельские росписи да еще северная вышивка сохранили мотивы народного орнамента, корнями своими уходящие в далекие времена. Тонконогие красные кони с мезенских прялок в тысячах репродукций в альбомах и на открытках разбежались ныне по всему свету.
На Мезени так было, да и везде на Севере: каким-либо промыслом занималось одно село. Глиняная посуда изготовлялась в Тимощелье, литые медные поделки — в Кимже, лодки — в Кильце, а прялки — только в Палощелье. Даже в соседнем Белощелье прялок не расписывали. В одном месте аккумулировался народный промысел и вбирал в себя все лучшее из народной орнаментики, вырабатывая свой стиль. Конь — символ древний, символ добрый, его гордая голова увенчивает охлупни крестьянских изб. Тот же добрый символ благополучия возник на прялках. Возами, по зимнему пути, везли прялки на местные ярмарки. Побогаче прялка была с тремя коньками, попроще — с одним, изготовлялись и совсем маленькие, детские. Покупали их в подарок женам, дочерям, невестам.