Читать «Привидения русских усадеб. И не только...» онлайн - страница 147

Александр Владимирович Волков

Жутчайшие русские призраки – Белая женщина, жердяй, встречник, колокольный май – как и древняя английская нечисть, имеют неясное происхождение и не зависят от окружающей нас действительности. Отвратительны духи, атакующие христианских подвижников. Казалось бы, они тоже наделены миссией – смутить человека. Но попробуем взглянуть на монашеский подвиг под иным углом. Аскетизм и умное делание открывают монаху путь к Богу. Пройти по нему непросто. Населяющие инобытие сущности, безусловно, враждебны людям и могут быть названы бесами (этот термин возник не сразу). Но не они проникают в келью монаха, а монах вторгается в их мир.

Если англичане черпали свои лучшие ужасы из старинных манускриптов, то русские писатели обращались к собственному крестьянству, бережно хранящему многовековые предания. Самые впечатляющие произведения о призраках – «Бесы», «Страшная месть», «Вий», «Бежин луг», «Собака», «Белая лошадь» – опираются на деревенский фольклор, а не на великосветские фантазии. А вот зарубежная мистическая традиция у нас не прижилась. Кроме «Пиковой дамы» и рассказа Андреева, подлинных «страшилок» нет. В передаче чувства страха (чеховские «Страхи», романы Достоевского, повести Л.Н. Толстого) равных нашим писателям не было, но причиной тому – их психологический дар, а не мистическое чутье.

Нетрудно заметить, что авторы названных произведений – ведущие мастера русского слова. Никто из них, кроме Гоголя, целенаправленно мистикой не занимался. Возврата к фольклорным истокам, случившегося на излете Викторианской эпохи в Англии, у нас, увы, не состоялось. И если можно так выразиться, профессиональных мистиков наша литература не знает. Претендовали на эту роль и Сологуб, и Ремизов, но им недостало знаний и вкуса. Для мистиков они были слишком уж современны.

Я рассуждаю о страхах, подозревая, что многих читателей, верящих в сверхъестественное, настоящими, в моем понимании, привидениями не запугаешь. Они сочтут чудовищ детскими глупостями и бабушкиными сказками. Для них, напротив, трагичны встречи с теми, кто испытывает загробные муки или тоскует по любимым, а страшны те мертвецы, которые унесли с собой злобу, ненависть, обиду и теперь наполняют ими мир живых.

Наш современник не привык думать о жизни после смерти. Его пугают земные потери, страдания и нужды. Эту психологию он невольно вменяет и духам. С момента вкушения плода древа познания он убежден в идентичности земных и небесных законов и поэтому наделяет призраков собственной моралью. «Все так называемые разрешения последних вопросов, – отмечал Шестов, – сводятся к тому, что люди надеются в ином мире жить не хуже, главное, не иначе, чем живут устроенные поденщики в этом мире. Будет и освежающий сон, и свет, и тепло, и покой – и даже, может быть, обязательный труд: ведь скучно, неслыханно скучно без упряжек и без работы (оттого так много среди духов учителей, «пожарных» и прочих трудолюбцев. – А.В.). Но эти чаяния… имеют своим источником не соприкосновение мирам иным: они добыты здесь, из недр нашей земли».