Читать «Пушкин – Тайная любовь» онлайн - страница 75

Людмила Сидорова

Об этом предупреждают эпиграфы многих романных глав, начиная со второй: «О rus! Hor.». Что переводится не горацианским «О Русь!», как пытается мистифицировать нас Пушкин, а «О деревня!». Для него, понятно, – элитная деревня Царское Село. И звучит этот восторженный отзыв о незабвенной «деревенской» юности в ушах поэта непременно в исполнении разновозрастного «хора» его одноклассников – воспитанников Царскосельского лицея. Создал же этот хор и руководил им, как известно, лицейский учитель пения – проживавший в Царском Селе замечательный композитор Теппер де Фергюсон, названный отец пушкинской пассии Жозефины Вельо.

На нее же «кивает» и французский эпиграф к третьей главе: «Она была девушка, она была влюблена» (Мальфилатр). Конечно же, в Пушкина. В отличие от нашей Бакуниной, которая в то время в отношениях с ним была ни то, ни другое. Ну, и так далее…

С самой второй главы главная героиня пушкинского романа уже ничем не напоминает нашу Екатерину:

XXV

Итак, она звалась Татьяной.Ни красотой сестры своей,Ни свежестью ее румянойНе привлекла б она очей.Дика, печальна, молчалива,Как лань лесная боязлива,Она в семье своей роднойКазалась девочкой чужой.Она ласкаться не умелаК отцу, ни к матери своей;Дитя сама, в толпе детейИграть и прыгать не хотела,И часто целый день однаСидела молча у окна… (VI, 42)

И дальше, вплоть до, как вслед за П.А. Катениным отмечают все исследователи, неоправданного, резковатого перевоплощения в генеральшу и княгиню, Татьяна у Пушкина – сплошь Жозефина, трудно приживающаяся в чужой семье и на русской почве девочка-иностранка. Словно свалившаяся откуда-нибудь с Луны – чужая в своей «семье родной». Почти без языка. Вся с головой – в западных сентиментальных романах. Со странными для русской православной девушки замашками типа первой отправить плохо знакомому мужчине письмо да еще при этом впрямую признаться ему в любви…

«Освященное» авторитетом Пушкина письмо-признание Татьяны Онегину два века уже вводит нас в соблазн считать, что дворянские девушки, выросшие среди русскоязычной дворни, под присмотром своих деревенских мамок и нянек, поголовно «выражалися с трудом // На языке своем родном». Хотя не случилось ведь этого даже и с самим Пушкиным, в доме родителей которого по-французски говорили и читали явно больше, чем по-русски! Откуда ж у него, владеющего французским в совершенстве, симпатия к корявым девичьим «галлицизмам»?

XXIX

Неправильный, небрежный лепет,Неточный выговор речейПо-прежнему сердечный трепетПроизведут в груди моей;Раскаяться во мне нет силы,Мне галлицизмы будут милы,Как прошлой юности грехи,Как Богдановича стихи. (VI, 64)

Скорее всего, дело даже не в самих девичьих «галлицизмах», а в незримом присутствии в этом лирическом отступлении Екатерины Бакуниной. Ведь кто такой упомянутый здесь знаменитый в свое время Ипполит Богданович? Автор стихотворной поэмы «Душенька». А что такое эта Душенька? Психея. Грация. Значит, в уме любого образованного русского человека – российская императрица Елизавета Алексеевна. А рядом с нею всегда – кто? Пушкинская пассия Екатерина Бакунина, с которой связан, как поэт давно уже осознает, один из самых значительных «грехов» его юности. То есть времен, когда Душенькой для него была еще сама Екатерина: помните «улыбку Душеньки прелестной» в его знаменитых обращенных к Бакуниной лицейских стихах «К живописцу»?