Читать «Пушкин – Тайная любовь» онлайн - страница 73

Zauberei der ersten Liebe!.. (О волшебство первой любви!)Wieland.Дубравы, где в тиши свободыВстречал я счастьем каждый день,Ступаю вновь под ваши своды,Под вашу дружескую тень. —И для [меня] воскресла радость,И душу взволновали вновьМоя потерянная младость,Тоски мучительная сладость[И сердца первая] любовь.Любовник муз уединенный,В с<ени пленительных> дубрав,Я был свидетель умиленныйЕе [младенческих] забав.Она цвела передо мною,И <я> чудесной красотыУже отгадывал мечтоюЕще неясные черты,И мысль об ней одушевила[Моей] цевницы первый звук[И тайне сердце научила] (II, 63)

В беловых листах рукописи романа все это изложено очень близко к тексту наброска. Автор его рассказывает о своем персонаже Владимире Ленском:

Чуть отрок, Ольгою плененныйСердечных мук еще не знав,Он был – свидетель умиленныйЕе младенческих забав.В тени отеческой дубравыОн разделял ее забавыС веселой <?> мыслью их отцыУже сулили им венцыТак в Ольге милую подругуВладимир видеть привыкалОн рано без нее скучал —И рано по густому лугуБродя без Ольги – меж цветовЛюбил искать ее следов. (VI, 286)

На первый взгляд кажется: одновременно с сюитой рисунков эти стихи быть написанными не могли по той уже причине, что испытать счастье от встречи с местами своих детства и юности можно только через годы – по их утрате и обретении вновь. Но «торопящегося жить» Пушкина это чувство могло посетить после Лицея и через год-другой: за это короткое для других людей время у него уже успели произойти многие предопределившие развитие его жизни события.

Строки наброска «Дубрав…» можно с одинаковой уверенностью относить и к Екатерине, и к Жозефине – обеим пушкинским первым любовям. Одна в его «цевнице» вызвала «первый звук», другая – «тайне сердце научила»: своей гибелью преподала ему жесткий урок осторожности, осмотрительности в обращении с таким опасным оружием, как поэтическое слово. Однако в написанной по мотивам наброска романной строфе проглядываются «следы» еще и третьей пушкинской, простите за тавтологию, первой любви – Натальи Кочубей. Эта строфа как бы отсылает к тоже давно знакомой нам «унылой» элегии 1816 года «Осеннее утро», в которой пушкинский лирический герой в аллеях парка тоскует о своей любимой – ищет «чуть видимых следов, // Оставленных ногой ее прекрасной».

Скорее всего, поэт в этом месте романа просто хочет намекнуть нам на время своей юности, когда он писал обо всех своих трех любовях бакунинские в основном «унылые элегии», но спохватывается, что невольно наводит нас также на имя конкретной девушки Кочубей. А нужен ли ему здесь такой акцент, если черты Наташи он вписывать в образ своей главной героини не собирается? Наташа тоже появится в романе, но лишь мимоходом и в последней его главе – в великосветском обществе где-то с главной героиней рядом.