Читать «Даль сибирская (сборник)» онлайн - страница 70

– Вот это да-а-а! Вот это мо-о-ощь! Как думаешь, сколько в нем пудов?.. Эх, затесался бы такой дурило на перемет! Впрочем, нет, не надо, ни к чему. Такого все равно не вытащишь. Утопит ведь, окаянная сила, как пить дать утопит!

Но это только говорилось, что ни к чему, а в действительности мечталось, хотелось, жаждалось.

Четыре года спустя наша семья возвращалась с Севера в «жилуху». Без сожаления мы покинули Якутию, где как шагнул, так провалился в болото, где, кроме мрачных лиственниц да гнилых берез, других деревьев нет в лесу, а коренные жители в глаза не видели сосну и не ведают вкуса черники. Планы родителей были таковы: если в иркутском облоно не предложат ничего стоящего, махнуть в Красноярский край, отец всю жизнь мечтал закатиться в плодородную Минусинскую долину, да все как-то не получалось. Мне же, студенту Якутского пединститута, надлежало перевестись в другой, педагогический же вуз, тот, что окажется расположен ближе к месту назначения отца.

Возвращались тем же водным путем по Лене, так что предстояло вновь увидеть знакомые края, к которым, хотя я и не родился там, навсегда прикипело мое сердце. Но тогда, в тот час, когда ожидалась встреча с местами моего отрочества, я не знал, насколько они дороги мне, а вообще-то, все в нашей семье были взволнованы, каждый, разумеется, по-своему.

Пароход поравнялся с ярами Миханоши. Миханоши – это внушительные по высоте бурые каменистые обрывы на левом, да, почему-то на левом берегу; склоны круты, почти отвесны, но, как правило, не падают прямо в реку, видно, что, пожалуй, везде можно пройти сухой ногой по осыпям слоистого плитняка; кой-где по трещинам цеплялись за камни квелые соснушки, но в основном лес выше голого бурого среза, на лбище хребта.

Миханоши вечно маячили внизу, километрах в двадцати от села, они замыкали собою самый дальний угол обозреваемой части долины и манили, дразнили, заставляли работать воображение; за пять лет жизни в Петропавловске я так ни разу и не побывал здесь, зато, созерцая издали, много мечтал и пытался представить, как выглядят скалы и берег вблизи. Само название, должно быть, тунгусское, казалось таинственным, как заклинание шамана, и торжественным, как припев военного гимна.

И вот теперь некогда недосягаемые бурые скалы передо мною, как на ладони, я с интересом, даже торопливо-придирчиво обшаривал, ощупывал внимательным взором параллельные линии горных пластов, редкие выступы на скалах, скаты, наплывы щебня и с грустью догадывался, что не удержу в памяти их облик, потому что за восемь дней пути видел множество подобных обнажений, я опоздал познакомиться с ними и унесу с собой не реальный, не этот, а тот, из детства, туманный, расплывчатый образ Миханоши, разукрашенный выдумками-чудесинками.