Читать «Даль сибирская (сборник)» онлайн - страница 69

Василий Шелехов

А потом, осенью того же 1944 года, мы уехали в Якутию. Так что долгожданную Победу, самую великую и славную Победу России за всю ее тысячелетнюю историю, мы встречали, к сожалению, на берегах другой реки, среди других людей и не с той торжественностью, какую она заслужила. Ведь представлялось, что в День Победы все, кто боролся против фашизма, все, чью судьбу омрачила тень его уродливо-корявого креста, сойдутся непостижимым образом вместе и обнимутся, и заплачут, и возликуют, причем наша жизнь сразу станет иной: богаче, содержательнее, умнее, потому что после такой смертоубийственной войны народы не допустят больше никаких войн на земле… Впрочем, в то время не только детям простительно было ошибаться: будущее оказалось не таким уж простым, благополучным и безоблачным…

Уезжая, я не знал, что на Лене мне рыбачить больше не доведется, что впереди многие и долгие годы ученья и труда, порою вдали от каких-либо водоемов, что будут незабываемые встречи с большими и малыми реками, богатыми рыбой или, наоборот, хищнически опустошенными, что каждую реку я буду оценивать, сравнивая ее с Леной, непревзойденной во всех отношениях. Что через полстолетия разразится планетарный крах, мировая экологическая катастрофа, угроза гибели всему живому на Земле, в том числе самому человеку, что головотяпы-технократы отравят и воздух, и землю, и воду, рыбалка как таковая местами вообще потеряет смысл: страшась отравиться речной рыбой, насквозь пропитанной ядовитыми промстоками, люди будут покупать и есть только морскую рыбу!.. Что настанут времена безысходности, отчаяния, когда исчезнет красавица Ангара и черная тень смерти нависнет даже над священным Байкалом, когда по утрам уже не будешь радоваться восходу солнца красного и начинающемуся дню, только в воспоминаниях о Лене, избавленной покамест от плотин, найдешь душевное утешение и умиротворение.

Никогда не изгладятся из памяти солнечно-голубые безмятежные просторы этой реки. Разве забудутся ее курьи и косы, улова и стремнины, мысочки и заливчики, протоки и стрелки островов?.. Разве забудется, как тихим летним вечером из километровой дали, с другой стороны реки, слышатся, бывало, удары весла о борт лодки и будничный разговор так явственно, словно те люди копошатся в десятке метров? Разве затуманится картина июньского полдня, когда тянешь, бывало, лодку бечевой против течения и вдруг видишь, как на шелковисто блещущую гладь реки выворачивается в погоне за кем-то увесистый ленок, а впереди его малюсенький хариусок удирает во все лопатки к берегу по самому короткому маршруту, хариус скачет буквально по воздуху, едва задевая хвостиком воду, а грузный преследователь высовывается из воды наполовину; в напряженном по-спортивному темпе они мчатся к берегу, у самой суши, на урезе воды, верткий хитрец успевает отпрянуть в сторону, а ленок по инерции выскакивает на сушу чуть не к твоим ногам?! Неужели забудешь, как, ловя окуньков за островом в протоке, вдруг оцепенеешь от знобящего восторга, когда невдалеке всплывет на поверхность не какой-нибудь таймешонок-недоросток, а сам таймений царь, да так трепыхнется, так хлестанет хвостом по сонной поверхности реки, что волны кругами побегут по водной глади, а мы с братом, взглянув друг на друга круглыми глазами, ахнем: