Читать «Девичье поле» онлайн - страница 90
Алексей Алексеевич Тихонов
Она взяла его лежавшую у него на коленях руку и, слегка пожимая её, дружески потянула её к себе.
Пригретый лаской, Фадеев порозовел и, на ласковый взгляд Лины, отвечая улыбающимся взглядом, сказал:
— Нет, нет!.. Но… я люблю вас… давно люблю.
Лина, не выпуская его руки, ласково-грустно смотрела ему в глаза и ещё молчала. А он, уже становясь спокойнее, смелее, продолжал:
— Быть может, я не то сказал… не так… быть может, вы хотите подумать… да?
Её взгляд стал сразу серьёзен; она слегка покачала головой, и тихо, спокойным тоном ответила:
— Нет… что же думать!.. Нет, я… видите ли, я не пойду за вас.
Фадеев теперь уже не побледнел, а стал краснеть ещё больше. На правом виске обозначилась тоненькая синеватая жилка. Он, казалось, хотел сказать ещё что-то очень важное, сказать горячо, но не находил слов. Он высвободил свою руку из руки Лины, потупил взгляд и нервно барабанил пальцами по коленке.
Лина уже совершенно спокойно продолжала:
— Вы не сердитесь на меня… Я должна быть искренна. Я вас очень… очень люблю — как знакомого. Мне с вами приятно… так легко, просто. Я всегда… буду рада вам — всегда. Но… вы знаете эту тривиальную поговорку: «с милым рай и в шалаше». Я её вполне понимаю. Хотя ещё не знала… не чувствовала такой любви. Но понимаю, что это должно быть так. Так вот у меня нет этого чувства, чтоб я хоть в шалаш… хоть на край света…
Ей хотелось добавить: «с вами» — но слова как-то не сошли с языка.
А Фадеев, совершенно смущённый, нервно бормотал:
— Да, я понимаю, понимаю… я для вас жених незавидный… да… что же делать!.. Действительно, мой шалаш в лесу, я беден… но я думал, что вы не…
— Ах, мне это было бы все равно… Да ведь и не навек же вы в лесу. Но… я вообще ещё сама не знаю, чего я хочу, чего я жду от жизни. Понимаете, я сама себя ещё не нашла, — сказала она уже более уверенным тоном, точно нашла, наконец, неопровержимый довод в пользу своего отказа.
Тогда и Фадеев, тоже уже более решительно и спокойно, сказал:
— Да, да… может быть, может быть… Я думал… Простите.
Наступила минута молчания.
Лина думала:
«Вся жизнь в глуши, вся жизнь в мечтах о новом социальном строе, который, при всей удаче, может оставить и его, и её на том же старом месте, оставить там, где они приспособятся при теперешнем распределении ролей соответственно их знаниям и способностям. Нет, уж лучше и в новый строй перешагнуть с другой ступени и заявить свои новые права, уступая бо́льшие прежние, а не выпрашивая прибавки!»
Лина встала и сказала:
— Стало свежо, сыро, пойдёмте в дом.
Фадеев, вставая, смущённо произнёс:
— Да, да… мне пора уезжать, да. До свиданья, Полина Викторовна. Не сердитесь, что я…
Прощаясь, он протянул ей руку. Она сердечно пожала её и сказала:
— Вы на меня не сердитесь.
— Помилуйте…
— Приезжайте.
— Благодарю вас. Как-нибудь опять.
— Скоро-скоро. Слышите.
Они пошли в дом. Фадеев заглянул на кухню, чтоб велеть Сергею вывести из каретника свою верховую лошадь, зашёл проститься с Александрой Петровной, и Лина проводила его потом на крыльцо. Уже спускаясь со ступенек крыльца, он вдруг остановился, повернулся лицом к Лине и упавшим голосом, точно в бреду, точно самому себе, сказал: