Читать «Девичье поле» онлайн

Алексей Луговой

Девичье поле

Повесть

I

Вот дом!.. Вон, вон, из-за сосен мелькнул забор… вон крышу видно… дымок клочками ползёт между заиндевевшей хвоей; и полосами иней тает-осыпается!.. Дома-то тепло-тепло. Дома-то — дома!

— Да погоняй же, миленький!

Она и немножко озябла-таки, и горит-пылает нетерпением: всю дорогу думала о родном гнезде. Красота там, дома!

Мужик лениво хлестнул верёвочным кнутом костлявую пристяжную, старую-старую сивку, и сажен через полсотни сани, сделав поворот с большой дороги, остановились у прясла.

За пряслом усадебное поле — «девичье поле»! Сколько раз она тут с сёстрами и с тётками, «подвязавши под мышки передник», копала картофель и пела хоровые «девичьи» песни. Девушка смотрит с блаженной улыбкой на полевые ворота при дороге и на белый крашеный столб с доской:

«Девичье поле»

Мыза Гурьевых

Лицо девушки вдруг принимает немного грустный вид, и она, слегка покачивая понурой головой, точно кланяясь этому родному столбу, нежно и грустно произносит про себя: «Милое девичье поле, прощай!»

Мужик слез с козёл, чтоб отворить ворота на усадебную дорогу. Быстро выскочила за ним из саней и девушка. Теперь, вздёрнув раза два головой кверху, тоже точно приветствуя этот столб кивком снизу вверх, она, про себя же, задорно и радостно произнесла: «Ну, а пока — здравствуй!»

И, обращаясь к мужику, сказала:

— Ты поезжай тихонько-тихонько сзади — я пойду вперёд. И у тех ворот остановись, а на двор не въезжай, пока не вышлют за тобой.

Сейчас, сидя в санях, она все время шевелила закоченевшими пальцами ног, стараясь разогреть их движением. Мягкий английский плед не мог спасти от мороза маленькие ножки в тонких шевровых ботинках и низеньких резиновых калошах. Шутя, девушка думала: «И из саней не вылезти будет. Приеду, пусть меня выносят и несут прямо на лежанку, отогревать». Но вот мелькнула новая шутливая мысль, и она уже забыла про озябшие ноги и бежит-торопится по снежной малоезженой дороге, забивая калоши сухим хрустящим снегом, и ей тепло и весело: она скажет, что пришла со станции пешком. И бабушка, обнажив в радостной улыбке все свои дивно-белые прошлогодние зубы, пропоёт ей, как всегда, меняя у на о, романс удивления:

— Н-но?! Натка, ты влёс!

— Бабушка, я никогда не вру.

— Н-но?! Да дай на тебя поглядеть-то, детка, дай!

И, целуя её, будет смотреть на неё, ненаглядную, и сразу же ничего не увидит. И снимет очки, чтоб не мешали, — и опять ничего не увидит. Натка вытащит из кармана у бабушки носовой платок и сухо-насухо вытрет все радостные слезы на бабушкиных глазах и крепко поцелует эти милые маленькие морщинистые глаза, и тогда бабушка уже все разглядит: и Наткины горящие от мороза щеки и нежно-лукавую улыбку и тоже что-то неладное в глазах — должно быть там растаял застрявший мороз и сверкнул росинками — и будет бабушка целовать детку, пока та не закричит: «Ой, бабушка, ваши новенькие зубки мне щеку ушибли!» «Н-но?! Влёс?..» — рассмеётся бабушка на деткину насмешку. «Правда, бабушка, — бо-бо!» Натка покажет пальцем на щеку, и бабушка поцелует больное место.