Читать «Девичье поле» онлайн - страница 9
Алексей Алексеевич Тихонов
— В Париж, бабушка.
— И надольго?
— Навсегда, бабушка.
— Н-но! Ну, усь и навсегда. Плиедесь когда-нибудь к нам-то.
— Ещё бы, бабушка, летом же приеду.
— Ну, то-то! Эх, кабы у меня ноги не болели, и я бы с тобой в Палис поехаля.
— Поедемте.
Бабушка сокрушённо качнула головой:
— Нет усь, куда усь! Цево тут людям месять зить. Умилять сколя надо. Вот ты там будесь в Пализе-то, мне и писи. А я буду думать, как будто это я сама там. Ты мне все писи.
— Что же ты теперь будешь делать в Париже? — спросила Александра Петровна.
— Ещё хорошенько не знаю, — ответила Наташа. — Думаю начать писать какую-нибудь картину.
— А твои офорты, гравюры?
— Да, конечно и это. Но это я теперь делаю только для школы.
— А ты мне ещё писала с таким увлечением о твоих офортах, — сказала Лина. — И правда, те рисунки, которые ты мне прислала, они были прелестны. Ты говорила, что у тебя там есть какая-то своя печатная машина?
— О, да, да, — с какой-то наивной небрежностью и точно торопясь, ответила Наташа, — но теперь меня уже влечёт другое. Я почувствовала в себе силы. Настоящее искусство — только в красках. У Штиглица я занималась живописью как бы мимоходом. У нас ведь там все больше к прикладному искусству тяготеют. Ну и у меня не было веры в себя. Теперь пробудилась. В Париже я познакомилась с одним художником. Он тоже офортист и чудный преподаватель по офорту, но пишет и масляными красками. Как офортист, он — профессор; как живописец — он ещё только «ищет себя». Меня так увлекли его искания, что я сама попробовала писать тоже. И он одобрил.
— Что же ты пишешь: пейзажи или жанр?
— Пока только пейзажи, но пробовала писать и лица.
— И что же, удачно?
— Да. Улавливаю сходство.
— Натка, ты написи с меня польтлет, — сказала бабушка шутливо, но так, что в её тоне послышался страстный каприз старого ребёнка.
— Непременно, бабушка! Я сама об этом думала, когда ехала сюда. Ведь я с собой взяла все: и кисти, и краски, и полотна. А мольберт мы тут как-нибудь соорудим.
— Да твой старый цел, — сказала Лина.
— Да, я и забыла.
— Вот холёсё-то, — обрадовалась бабушка.
— Ну, Наташа, у нас сегодня пирожное неважное, — сказала Александра Петровна, когда на стол подали печёные яблоки. — Тебя сегодня не ждали, и ничего другого сделать не успели. Вот завтра…
— Мама, да разве я такая избалованная! Что ты! — тоном ласкового упрёка прервала её Наташа.
Александра Петровна любовно поглядела ей в глаза:
— Я хочу, чтоб ты «ощущала радость бытия».
Наташа притянула к себе её руку и поцеловала её:
— Мамочка, мне здесь все хорошо, все радостно! Я страшно люблю печёные яблоки! Да ещё со сливками. Довольно, довольно, мамочка, куда ты! Неужели ты думаешь, что я выпью целый стакан? Боже, какие вкусные сливки, — вот что значит свои-то!
Бабушка сказала:
— И яблоки свои. Ныньце холёсий-холёсий был улозяй на яблоки.
— Это все ты, Лина, заведуешь этим? — сказала Наташа, обращаясь к сестре.
— Да, — просто, но с чувством удовлетворения сказала Лина. — У меня нынче был очень удачный год. Мы одних яблоков продали на тысячу рублей.