Читать «Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII-XX веков» онлайн - страница 248

Вадим Леонидович Цымбурский

С другой стороны, регенерации XVIII в. уводят в петровскую эпоху, но при большей рефлексивной способности выявления принципиальных глубинных структур имперской геостратегии. Такова концепция Квашнина-Самарина, одного из самых ярких геополитических мыслителей этого времени. Концепция мирового культурно-экономического центра, в данный момент лежащего вблизи Балтики и противостоящего духовному центру мира – России – Третьему Риму, и борьба этих центров за возобладание одного над другим, причем для России этот путь к возобладанию заключается в том, чтобы, включаясь в борьбу европейских стран за гегемонию, выдвинуться между «мнимым центром» и охраняющими его, но и соперничающими за него силами. Здесь и глубокий архаизм, и сложный ряд реминисценций (включая «Завещание Петра Великого»), и геоэкономическая зоркость, и поразительное разоблачение глубинных структур имперской геостратегии.

В то же время среди интеллектуальной общественности эта фаза отмечена, прежде всего, сознанием новой «европеизации» России, обострением идеи России как компонента (но не гегемона, а именно привходящего компонента) европейского сообщества, обострением сразу в международно-политическом, геокультурном и интеллектуальном планах вопроса «Кто мы в этой старой Европе?» – именно в Европе, а не рядом с ней, и не против нее как целого*.

В какой-то мере еще живут (в начале поворота особенно) западнические версии протоевразийства: у Семенова-Тян-Шанского – противостояние атлантического и тихоокеанского человечеств, России (восточное славянство), приатлантического мира, выдвинутого навстречу Тихому океану и т. д. Но эти веяния встроены в попытку по-новому определить пределы Европы.

Продвижение русских на восток оценивается как расширение и новая конкретизация Европы. Подобно тому, как в первой фазе сдвиг русской индустрии к Уралу мистифицировано преломился в идее «Европы до Урала», теперь результаты Сибирской экспансии преломляются в конструировании Семеновым-Тян-Шанским «русской Евразии», собственно «европеизированной Азии», противостоящей претензиям на «Азию для азиатов» (переработка европейских конструкций типа «Eurasian или Euroasiatic plains») – по Енисею. Причем, как и в фазе А цикла I, появляется сознание неустойчивости восточных окраин России и, наконец, внутренняя готовность смириться с потерей земель за Енисеем, компенсировав эту утрату прорывом на ближневосточном направлении. Итак, впервые входит в русский обиход термин «Евразия», но в очень специфическом контекстном значении вроде «европеизированной Азии», части европейского мира, выдвинутой в Азию. Но и это для новой фазы – маргинально.