Читать «Падение Иерусалима» онлайн - страница 38

Ещё более странно, что он не любил никого, за исключением, может быть, самого себя. С годами Халев узнал свою печальную историю и возненавидел врагов своего отца, которые наложили руку на имущество и земли, по праву ему принадлежавшие, ещё сильнее, чем ненавидел римлян, захвативших его страну и попиравших её своей тяжёлой пятою. Что до приютивших и воспитавших его ессеев, то как только он достаточно подрос, чтобы составить себе собственное мнение, он стал относиться к ним с презрением, а за их неистребимую любовь к чистоте прозвал их «чистоплюями». Их учение почти не затронуло его души. Он считал — и объяснял это Мириам, что мир следует принимать таким, как он есть, и соответственно жить, а не мечтать всё время о каком-то ином запредельном мире, куда, вполне возможно, им заповедана дорога, — и тут Нехушта была с ним в какой-то мере согласна.

Мириам со всем пылом юности пыталась обратить его в христианство, но безуспешно. Халев был чистокровнейшим евреем и не мог понять Бога, который допустил, чтобы Его предали позорной казни, а уж тем более им восхищаться. Великий завоеватель, ниспровергающий цезарей и захватывающий их трон, а не скромный проповедник, неустанно изрекающий поучения, — таков должен быть Мессия, достойный того, чтобы за Ним следовать. Как большинство людей не только его поколения, но и всех других поколений, до последнего дня своей жизни Халев не мог постичь, что разум более велик, чем материя, а дух более велик, чем разум, и что в конце концов, продвигаясь шаг за шагом, потерпев множество, казалось бы, сокрушительных поражений, духовное начало неминуемо восторжествует над материальным. Сверкающий меч в руках восседающего на троне владыки он предпочитал слову правды, сказанному каким-нибудь простолюдином на бедной улочке или в пустыне — в надежде, что ветры Божественной Благодати занесут его в людские души, способствуя их возрождению.

Таков был Халев; и все эти подробности о нём сообщаются здесь потому, что, как справедливо гласит пословица: «Дитя — отец взрослого».

Годы пролетали быстро. В Иудее не прекращалась смута, в Иерусалиме реками лилась кровь. Лжепророки — такие, как Февда, похвалявшийся, будто по его велению воды Иордана расступятся, собирали под свои расшитые дешёвой мишурой знамёна тысячи и тысячи людей, а затем этих бедолаг беспощадно уничтожали римские легионы. Цезари приходили и уходили; великий Храм был почти завершён и блистал во всём своём великолепии; произошли многие события, оставившие по себе память и по сей день.

Но в небольшой деревне ессеев, на унылых берегах Мёртвого моря, ничего не менялось; лишь время от времени умирал какой-нибудь окончательно одряхлевший брат или же в общину принимали нового брата. Пробуждались ессеи ещё затемно и восславляли своими молитвами встающее солнце, затем отправлялись на поле, пахали, сеяли, чтобы впоследствии сжать урожай, благодаря Господа, если урожай окажется богатым, и точно так же благодаря Его, если случится недород. Они беспрестанно мылись, они молились, скорбели греховности мира сего и ткали себе белые одежды, как символ иного, лучшего мира. Бывали у них и тайные богослужения, о которых Мириам ничего не знала. Они вызывали своих «ангелов» и с помощью известных им способов гадания предрекали грядущее — занятие весьма малорадостное. Но невзирая на неблагоприятные знаки, пока ещё никто не тревожил мирное течение их жизни, которое, подобно реке, стремящейся к водопаду, несло их плот к великим бедствиям.