Читать «Русский экстрим. Саркастические заметки об особенностях национального возвращения и выживания» онлайн - страница 145

Видимо, французское снадобье из московского института красоты обладало таким пролонгированным действием, что загар упрямо избегал нас. Наши исстрадавшиеся тела никак не желали бронзоветь под небом Эллады. А как утверждал один французский мудрец, хрупкое людское сердце если не бронзовеет, то непременно разбивается. Первой дала слабину, как и полагается истинной женщине, моя супруга. Когда мы в очередной день в разгар поры солнечных ванн были вынуждены трусливо ретироваться в гостиницу, моя спутница жизни тихо, по-вдовьи, разрыдалась в мокрый, только что содранный с алой, вздувшейся кожи купальник:

– Нет! Больше я так не могу… У меня даже стопы ног горят. Лучше смерть, чем это!

Осознав, что медико-косметическими средствами делу не поможешь, я решил действовать проверенным русским, стародедовским способом. За неимением водки в ход пошла бутылка «Халкидики» – красного вина с одноименного полуострова. Я купил его лишь по той причине, что на контрэтикетке солнечного напитка было напечатано – почему-то по-немецки, – что это «любимое вино философа Аристотеля и его ученика Александра Великого». Судя по банальному качеству македонского шмурдяка, у Александра Филипповича и его наставника был весьма простецкий вкус. Однако моя жена в порядке лечебной процедуры дежурно приняла два стаканчика «Халкидики» и забылась тревожным сном.

Последовал ее примеру и я.

От мифологического продукта, предпочитаемого «царем философов», язык сразу стал деревянным. Правда, после принятой дозы контр-этикетка нравилась мне все больше и больше. Она напомнила мне появившуюся в приснопамятные годы гайдаровской разрухи в московских керосиновых лавках, кажется, бразильскую (!) водку «Пушкин». На ее бутылке было гордо написано: «Любимый напиток Распутина и писателя Достоевского». По сравнению с таким крутым тандемом куда там Аристотелю с его пышнопоножным выкормышем, сгинувшим без вести в стране ваххабитов!..

Соломоново решение было найдено само собой. Чтобы не смущать интернациональную публику, собравшуюся на солнечном пляже, нашими багровыми телесами, мы пошли купаться… ночью! В то время, когда остальные, запакованные с иголочки в вечерние наряды, отправлялись после ужина в дискотеку или в бар, мы, крадучись от колонны к колонне и прикрыв свежие ожоги полотенцами, пробирались короткими перебежками, минуя многолюдный лифт, к заветному морю.

Пляж был величественно пустынным, словно в зимнюю пору. Лунная дорожка обозначала на едва заметных волнах трассирующими всполохами маршрут нашего морского броска. Мы с разбегу врезались в густую, тягучую воду и почувствовали, как пучина вскипела от наших воспаленных тел. Мы взглянули друг на друга и обнаружили, что наши силуэты светятся в южной ночи розовыми фонариками. Магическое французское средство от загара и в кромешной балканской тьме не оставляло нас в покое.

Мы в ужасе встретились взглядами и, не сговариваясь, разом выдохнули: