Читать «Пожиратели» онлайн - страница 105

Дарья Миленькая

Где все это время был Матвей?

Он обнаружил в дальнем углу с края пустой большой альбом с мультяшными аистами – на будущее.

– А это вот мы готовим детскую, – смущенно показала девушка, отворив нежно-розовую дверь.

Матвей прошел в маленькую комнату.

Мягкие игрушки в ожидании застыли на полке. Веселые картины игриво отражали свет от люстры с разноцветными гроздьями стеклышек. Рядом с окном стоит нетерпеливый яркий зеленый столик. Один из его стульчиков чуть сдвинут в сторону, приглашая присесть.

И из-за всей этой нежности – деликатности, что ли – Матвей содрогнулся, потому что представил маленького ребенка, в черепной коробке которого сохранились воспоминания об алтарях и крови.

Может, еще какое-то время детства мы помним, что делали в прошлой жизни, а потом эти воспоминания просто вытесняются новыми игрушками, наборами солдатиков и разноцветных бусин?

Может, это обласканное матерью чадо когда-то пускало кровь и плясало вокруг костра?

Как любить и за что своих детей, да неважно, каких детей и не важно, детей ли?

– Красиво, – выдохнул мужчина.

– Я знаю, – приобняв его сзади, улыбнулась Алена.

Так они стояли недолго – в теплых объятьях согрелись и напомнили о себе язвы.

В ванной Матвей хорошенько умылся холодной водой, и, раздевшись, застыл, вглядываясь в собственное отражение в зеркале. В этой квартире – даже здесь – не было ни единого намека на плесень.

Струйки воды стекали с его волос и лица на грудь, а дальше – на пояс, обходя стороной соски.

Выглядел Матвей неважно – кожа бледная, как акриловая поверхность ванны, решеткой торчат ребра.

Он ведь и, правда, с трудом мог вспомнить, когда ел дома в последний раз. В больнице же он, не жуя, проглатывал склизкие каши.

Поймав свой взгляд в зеркале, мужчина без жалости признал, что превратился в настоящего уродца. Но уродец – это тот, кто просто имеет какие-то неэстетические физиологические отклонения, он же был монстром, личинкой зародыша паразита.

Матвей отклеил пластыри с рук, плеч и груди, тревожа подсыхающие ранки.

– Ну, где же? – нетерпеливо произнес пораненным языком. – Что же вы так медленно?

К примеру, личинке мясной мухи требуется от пяти дней поедания мясом, чтобы окуклиться.

– Что я делал сегодня с утра? – спросил у самого себя Матвей.

Что он делал?

– Я говорю ей, что самое главное в жизни, что? Главное – научиться любить себя. У меня столько времени ушло на то, чтобы Алена поняла: ее тело – ее храм, – самодовольно заявил Гриша за ужином.

– Он доставал меня этим каждый день.

Матвей отвернулся к подсвеченному светом окну и столкнулся со своим лицом.

На улице капал редкий дождь, и его капли разбивались о нос и губы мужчины, нечеткие, расплывчатые, какими они обычно бывают только на стекле. На стекле вообще все тело теряет единство смысла, все разбредается по разным углам.

– За что ей себя любить? – тихонько произнес Матвей.

– Потому что она – человек, а это звучит гордо! – хлопнул рукой по столу Гриша, и бокалы испуганно зазвенели.

* * *

Лезвие окрасилось кровью.

Блохастая кошка дернулась, замерла – струйки крови пачкали ее свалявшуюся шерсть, стекая на землю багровыми струйками.