Читать «Горные орлы» онлайн - страница 395
Ефим Николаевич Пермитин
— Хорошо-то как! — сказала Марина и плотнее прижалась к мужу. — Я ровно и не видывала лучше в своей жизни…
Обрадовавшийся «сыну» Селифон взвихрил душу Марины. Казалось, у ней выросли вдруг крылья: взмахни ими и полетишь над заснеженным лесом.
Бессильная выразить охватившие ее чувства, Марина обняла голову мужа обеими руками, привлекла ее к своему побледневшему лицу и чуть слышно прошептала ему в губы:
— Как хорошо! Силушка!..
Первым заметил птицу Селифон. Сине-черный тетерев-косач на тугом, звенящем полете, как пущенный из пращи камень, готовясь к посадке, затормаживая полет, слегка приспустил лиру.
— Не шевелись!
Птица не далее как в ста шагах грузно опустилась на вершину березы. Закачавшиеся ветви пустили белую струю игольчатого инея.
— Не шевелись! — повторил Селифон и стал осторожно снимать винтовку, все время не спуская глаз с грудастого черныша, агатовой серьгой прилепившегося на самой макушке дерева.
— Не шевелись! — беззвучно… прошептали его губы, когда он, положив винтовку на плечо жены, медленно стал целиться в птицу.
Слабый, похожий на треск сломанного сучка, выстрел разбудил горы. Падающий тетерев, казалось, взорвал спящую березу от вершины до самого корня. Косматый бурный поток инея хлынул вместе с птицей на мягкую пелену снега.
Охваченный солнечным лучом иней радужно переливался. И долго еще дрожавшие в морозном воздухе снежные бусинки горели звездною пылью.
Упавшая с вершины птица пробила толстую снежную мякоть. Подкатившиеся Селифон и Марина только по лунке нашли ее и извлекли из-под снега.
Простреленная пулей грудь птицы с выступившей поверх сизо-черного пера струйкой крови была неотличима от карминно-красных бровей тетерева.
— Зачем ты убил его сегодня? — укоризненно сказала Марина. Селифон не понял укора Марины, не понял состояния, пережитого ею перед появлением птицы, и, ничего не ответив, стал привязывать тяжелого тетерева за лапки к поясу меховой куртки.
Ночью пьяной Фросе снилось, что горячая борода Селифона вдруг вспыхнула, как костер, и прожгла ее насквозь.
Спящая металась на постели.
Проснулась она с бледным, измятым лицом, с мучительной головной болью…
Накануне праздника Фросю зазвала к себе Макрида Никаноровна, и они просидели с ней до петухов за медовухой.
«Помню — пели, помню — плакала, потом ругалась… А как попала домой — не помню, хоть убей!..»
Виринея еще спала.
«Нет, как же я все-таки попала домой?..» — вспоминала Фрося, но горячая борода Селифона, прожегшая ее грудь, путала мысли.
«Да ведь он же теперь побритой…» И странно: думая о Селифоне, она представляла его только бородатым.
За завтраком она рассказала сон свой Виринее.
— С медовухи это. Я вот тоже, как только под хмельком засну, так мне повсегда Тишенька снится.
Фрося надела новый шелковый сарафан малинового цвета с пышными сборчатыми рукавами.