Читать «Тихие выселки» онлайн - страница 139

Надо бы Устинье, не спрашивая ее, ехать, приглядела бы, уберегла бы ее.

Устинья повернула не в дом животноводов, а во двор, скрытно таилась мысль: войдет, а Маша жива-здоровехонька около своих коров.

Вошла. Коровы, отпыхиваясь, блаженно дремали. И ни одного человека. Устинья ощутила, как разом она устала. Еле волоча ноги, выбралась наружу. Около дворов горами было навалено сено. Устинье вспомнилось лето. Ехали они тогда на грузовике вершить сено под Урочной, ехали мимо клеверного поля, где, блестя, мелькали косы. То косили доярки. Устинья залюбовалась Машей, складная девка выросла у Прасковьи Антоновой. Не думала и не гадала тогда, что чужая дочь прикипит к сердцу пуще родной.

— Что я мечусь? — спросила себя Устинья. — Толком ничего не знаю. — А узнавать было страшно. Медленно-медленно шла в красный уголок, все отодвинуть хотела роковое. Обычно в красном уголке играла радиола или шумел телевизор. Ныне было тихо. Тишина ошеломила Устинью. Такая тишина бывает, когда человек умрет и люди не успели свыкнуться с его смертью. Устинья, валясь на стул, заголосила. Кузьминская Аксюта принялась ее успокаивать, говоря, что ничего страшного нет. Маша живая. Но Устинья кричала, что от нее скрывают, затем утихла.

— Еле трактор нашел, чтобы молоко отправить. Ну и задали делов, — сказал вошедший Грошев и присел у самой двери. — Передохнуть маленько.

И опять тишина. Опять как бы оцепенение напало, и ничего не может вывести из этого оцепенения ни ее, Устинью, ни сидящих с ней. Возникшее было желание что-то спросить Грошева пропало. И все же мозг Устиньи медленно оживал, появилась странная жажда неотрывно смотреть на Грошева. Он чувствовал на себе тупой взгляд Устиньи и озирался.

Хлопнула дверь, будто взорвалось что-то — Анна Кошкина вспорола тишину.

— Князев из Конева звонил: Никандрова арестовали.

— За что? — выдохнули доярки.

Анна показала на Грошева:

— Он позвонил племяннику, что Никандров угнал машину.

— Я, товарищи, прав, — поднимаясь, сказал Грошев, — Никандров угнал машину. Надо было…

Ему не дали договорить, доярки, окружив его кольцом, закричали наперебой, что он бесстыдник и предатель, но появился Матвей Аленин:

— Тимофей Антоныч, требование на мел подпиши.

Воспользовавшись моментом, Грошев скользнул в дверь. Доярки зашумели между собой. Больше всех кричала Любка-Птичка, оказывается, она злее других была на Грошева, но до поры терпела.

Опять вбежал Матвей Аленин.

— Бабы, еду в Кузьминское, у кого есть какой наказ?

Устинью как бы кто толкнул к нему:

— Возьми меня: в Конев хочу.

— Только живо, пять минут у Макаровой сторожки жду.

Устинья подала Анне Кошкиной ключ от дома.

— Овцам вечером и утром сенца с сушил кинь, попои — и ладно, за сутки, того, не околеют. Курам зерна насыпь — мешок в сенях стоит. Я побежала, а то как бы Матвей и правда не уехал.

— Устюшка, погоди, — остановила ее Анна, — возьми мою шаленку, на голове у тебя легко, а к вечеру зимно.