Читать «Тихие выселки» онлайн - страница 138

На этот раз в сторожке был один дед Макар. Уставший от суеты и переживаний, он пил чай из большой железной кружки и покрякивал, видно, кипяток был прямо с пылу.

Грошев покрутил ручку, будто по летней жесткой дороге на тарантасе проехали рысью. Урочная ответила и сразу соединила с коневской милицией. Грошев попросил к телефону племянника. Дед Макар отодвинул кружку с кипятком, встал с затаенной настороженностью. Грошев, расплываясь в улыбке, изменившимся голосом проворковал:

— Вася, это ты? Как хорошо, что застал тебя на месте. Зачем надо? У нас случай произошел. Чего? Слушай? Не слушай, а случай. Не слышишь? Случай, говорю, случился! Один тип машину угнал. Куда едет? В Конев. Ты его сцапай! Номер какой?

Дед Макар, приблизившись, рывком выхватил трубку.

— Остановись, Тимошка!

Грошев толкнул старика плечом, тот, выпуская трубку, отлетел в угол. Трубка стукнула о стену и повисла. Гришка Пшонкин услужливо подал ее Грошеву. Дед Макар шатко было задвигался к Грошеву, но его перехватил Пшонкин:

— Дед, расшиби тебя в тыщу, ты чего расхрабрился? Никандров самовольно угнал мою машину.

А Грошев прижимал трубку к уху:

— Нас перебили, Вася. Что за шум? Да так. Один тут не в своем уме…

7

Устинья ждала Машу обедать. Раза три выходила на крыльцо, подолгу глядела в сторону фермы. На дворе надрывался петух. Воробьи под застрехой гомонили дерзко, крикливо. С болота шел тягучий гул тракторов и самосвалов, скрипело оно, растревоженное. И во все настойчиво вмешивалось шлепанье капель с крыши.

Кругом все радуется, а у Устиньи в груди сердцу тесно. Она еще раз прощупала дорогу до самой фермы. Никто не шел. «Наверно, не придет, пообедала в столовой, опять, поди, за сеном поедут. Молодые — усталости не знают».

Но то ли безделие томило, то ли что-то другое — в избе было тошно сидеть, обрадовалась догадке, попрекнув себя: «Маня, поди, устала, а я дома сижу, ежели, того, голова, опять за сеном поедут, подменю ее. Схожу-ка».

На выходе из Малиновки встретилась Аганька. Аганька всплеснула руками, кинулась к Миленкиной с причетами:

— Ах, Устя, горе-то какое неописанное, и надо же тому случиться.

Дрогнуло сердце Устиньи, почуяв недоброе, хотела было спросить Аганьку, о чем она, но язык отяжелел. Аганька, обнимая Устинью, ныла как по покойнику:

— Какая заботливая была, бывало, с Дусей прибежит, ко мне ласкается.

Устинья, набравшись храбрости, оттолкнула от себя Аганьку:

— Ты о чем это?

— Разве тебе не сказали? — Аганька уставилась на нее покрасневшими глазами. — Дорогая твоя сношенька с плотины расшиблась. В Конев увезли.

Устинья столкнула с дороги Аганьку и, оступаясь, побежала на ферму. Спешила, словно от этого что-то могло измениться, внушала: «Аганька и соврет — недорого возьмет, может, того, голова, случилось не совсем страшное». И ругала себя за то, что не смогла уговорить утром Машу. Устинья сама собиралась ехать за сеном, для Устиньи воза возить — дело привычное: сколько в войну на лошадях поездила! Но разве Машу уговоришь — заладила одно: «Поеду, почему мне одной привилегия? Я комсомолка. Так каждый может вместо себя послать кого-нибудь из домашних».