Читать «Тихие выселки» онлайн - страница 128

Александр Иванович Цветнов

— Ешь, ешь, доченька. Бывает, кисленького хочется.

— Ты о чем?

— Так это я, — отговорилась свекровь. — Может, мол, чуешь чего.

Маша покраснела. Устинья обняла ее:

— Смотри, дитя не губи, а то ныне вы какие, как чуть это… Роди, я, того, голова, крепкая, выращу его вам.

Вспомнила по дороге на ферму разговор со свекровью и только ныне догадалась, почему Устинья надумала научиться доить коров.

За пестротой мыслей Маша не заметила, как оказалась рядом с фермой, жалко стало, что дорога быстро кончилась. В дом животноводов идти не хотелось: там сейчас пусто, только на кухне мать Дуси с Санькой Самылиной картошку на обед чистят. Лучше посидеть на вольном воздухе, а на сене, на солнечной стороне, даже полежать можно.

Она приблизилась к сену и застыла на месте. За завалом приглушенно бубнил мужской голос. Говорил Грошев:

— … Тебя Никандров за килограмм жмыха перед всеми опозорил. Нет тебе былого почета. Это при мне, а что без меня будет. Подумай.

Ему никто не отвечал, но Маша догадалась, что с ним Анна Кошкина.

— И все через Маньку Антонову, — продолжал Грошев. — Не сунься она, не выскочи, глядишь, жили бы тихо-смирно, никаких новшеств. Ну, накачалась на мою шею. Я думал, что после собрания она обидится и убежит к матери в Санск. Нет, выдержала. Тут еще этот Миленкин приехал. Каюсь, не смогли мы пересилить Низовцева, не отговорили его от стройки в Малиновке. Не будь стройки, Манька давно бы вылетела отсюда как пробка!

У Маши застучало в висках, как от угара, во рту сухо стало. Готова была подбежать и накричать на бригадира. Но слова Анны Кошкиной остановили ее:

— Ты, Тимошка, куда клонишь? Ты что задумал? Знай: не помощница я тебе. Ты говоришь, меня Никандров обидел. Да, обидел, но зла у меня ни на кого нет. Хочешь верь, хочешь не верь.

— Один раз обидели, еще обидят, они сумеют, — возразил Грошев. — Ты подумай: девчонка, а впереди тебя, о ней постоянно кричат в газетах. Когда это было? Да что говорить! Раньше ты не такая была. И забудь, что я тебе говорил. Ну, пошел: Никандров меня ждет, видишь, хочет допросить меня, как я думаю завозить на ростепель корма. Кто он такой, чтобы с меня спрашивать?! Эх, Анна, не узнаю я тебя.

Зашумело сено. Маша, чтобы не столкнуться с Грошевым, перешла на другую сторону.

— Слышала? — спросила Анна.

— На то и уши.

— Садись, посиди, — пригласила Кошкина.

Маша посмотрела на вмятину, что осталась в сене после Грошева, наверно, и сено теплое, но села по другую сторону Анны. Пригревало солнце, ласкало теплом лицо, шею, руки, не услышь Маша слов Грошева, привалилась бы и, сладко думая свое, подремала малость, но сейчас не чувствовала ни ласки солнца, ни мягкого шелеста свежего ветерка, она ждала, что скажет Анна.

— Недобрый он человечишко, — заговорила расслабленно Кошкина. — Раньше я была как слепая: что он мне прикажет, то и делаю. Жмыхом хотел растравить. Верно, стыдоба жгла-палила мое личико, Никандрова готова была сгрызть. Но прошло времечко — поостыла. Бывалоча, прихватишь посыпки с фермы, оглядываешься — как бы люди не заметили. Совестишка кое-какая осталась…