Читать «Тихие выселки» онлайн - страница 118

Маша подалась вперед. Вот-вот выскочит и кинется к трибуне. В голове в бессильной ярости заметались слова: «Я толком сама не знаю, отчего телята заболели. Я ночи не спала, их отхаживала, а ты на люди с клеветой полез. Вали, дави все!» Крикнула:

— Ты один хороший, один и работай!

— Антонова! — предупредил Низовцев.

Маша смотрела вызывающе, а заметив, что Соня глазами впилась в Никандрова, уязвила ее:

— Глаза побереги — лопнут!

Соня вобрала в плечи длинную шею, сгорбилась. В иной бы раз Маша пожалела, сейчас кольнула:

— Не люблю тихонь.

После Никандрова о рейде говорил Князев. Маша его слушала плохо. Никандров присел с краю стола. Лоб его блестел как полированный. Маша думала зло: «Красномордый, нос тупой, как у поросенка, ничего хорошего в нем нет». От Никандрова ее отвлек Тимофей Грошев. Выступая, не горячился, не рубил воздух единственной рукой — правой он упирался в стол, а пустой рукав левой был аккуратно заправлен в карман пиджака. Он назвал «шабашничество» пережитком.

— Прямо можно сказать, одно время трудодни были пустые, — признавался Грошев. — На ферму шли работать из выгоды: где охапку сенца прихватят, горсть-другую посыпки. Мы делали вид, что не видим. Уволь человека с фермы, кем его заменишь? Он, может, и шел на ферму ради этого клока. Никандрову пожар раздувать не надо: ничего не горит. Теперь мы деньги платим. Знаете, что шабашничать нельзя?

— Знаем! — с облегчением грянули Малиновские. Будто и не было жгучих слов Никандрова.

— Кто был председателем, когда в Малиновке к шабашничеству привыкли? — бросил реплику Князев.

— Я был, — без стеснения ответил Грошев. — Кто бы ни был, одно и то же было бы. Ты молодой, многого не знаешь. — Он повернулся к Низовцеву: — Андрей Егорыч, шабашничество мы порушим. Так, что ль, малиновцы?

— Так! Хватит о том вспоминать.

— Халатность — это враг пострашнее, — Грошев сделал паузу. — У Антоновой теленок подох. Подумаешь, один теленок. Но какой? Из той телочки какая бы корова вышла, а от нее племя пошло бы, это не сравнять с килограммом жмыха!

Маша раскрыла рот, словно ей не хватало воздуха. Выходит, она одна-единственная виновница. Да она из-за этого теленка сама извелась!..

Подняла руку. Но Низовцев дал слово Алтынову, затем говорил сам. Маша слушала их, но тут же забывала то, о чем они говорили. Выжидала момент, чтобы снова попросить слово, но Низовцев, кончив говорить, объявил, что совещание закрыто. Маша вскочила и закричала что есть мочи:

— Дайте сказать!

Но в зале задвигали стульями, кто-то открыл форточку. Белыми курчавыми клубами ринулся морозный воздух. Мужчины спешили к выходу, закуривая, чиркали спичками. Маша насупилась, встала в сторонке. Думала: «Мстят, все мстят». Кто-то пожал ей локоть, взял под руку. Сам председатель.

— Сердишься? — спросил он.

— Все на меня свалили. Грошев жуликов прикрывает, вы ему верите. Вы мне слово не дали: правды побоялись.

Она выдернула руку. Низовцев сказал как бы в раздумье:

— Дал бы я тебе слово, ты вгорячах наговорила бы всякого. Дело испортила. Пойми, мы не можем даже оплошность прощать. Ты же комсомолка, с тебя особый спрос. Подумай получше без обиды, попробуй без жалости к себе, попробуй.