Читать «Этническая история Беларуси XIX — начала XX века» онлайн - страница 101

Павел Всеволодович Терешкович

Куда большее тормозящее воздействие на процесс формирования белорусской нации оказывали мероприятия российской администрации, преследовавшие иные, нежели непосредственно национальные, цели. Имеется в виду, например, чрезвычайно жесткое, не имеющее аналогов в большинстве других регионов Центрально-Восточной Европы, ограничение общественной активности, выражавшееся в длительном сохранении фактически чрезвычайного положения, и, что еще более важно, отсрочка реформы самоуправления — введения земств — вплоть до 1912 г. Все это не могло не отразиться на формировании специфического типа «социального капитала», особенностями которого стало слабое развитие традиций и навыков организованной социальной активности.

Подчеркнем еще раз — политика российской администрации не может быть понята однозначно. С одной стороны, она препятствовала формированию и распространению национального движения, с другой — именно она «конструировала» белорусскость, создавала «воображаемую» Белоруссию. И без этого этапа формирования белорусского проекта будущая национальная Беларусь едва ли имела бы шансы на возникновение.

Амбивалентность национальной политики российской администрации рельефно проявляется в феномене «западно-русизма», который хотя и был непосредственно связан, но, все же, не был ей тождественен. Репринтное издание монографии А. Цвикевича, а также ряд других публикаций делают излишним подробное описание этого явления. При этом в отличие от А. Цвикевича, настойчиво и эмоционально демонизировавшего «западно-русов» как важнейших противников белорусского национального возрождения, в ряде относительно недавних публикаций, авторов которых едва ли можно заподозрить в отсутствии национального патриотизма, наблюдается несколько более терпимое к ним отношение. Так, О. Латышонок предлагает, и не без основания, рассматривать «западно-русизм» как пророссийски ориентированную форму регионального самосознания, аналогичного пропольс-кой «краевости» [367, с. 35-39]. Е. Миранович характеризует М. Кояловича как сторонника введения белорусского языка в официальную сферу, проведения радикальной земельной реформы и отмечает большую популярность идеи «западно-русизма» среди православных, составлявших до 70 % населения Беларуси. «Западно-русизм», с его точки зрения, стал причиной вычленения белорусской идеи из польского культурного контекста и в значительной степени повлиял на формирование белорусской национальной идеологии в конце XIX в. [102, с. 9, 10]. 

Нам же хотелось подчеркнуть закономерность появления «западно-русизма» с точки зрения распространения пророссийских ориентации среди народов Центрально-Восточной Европы во второй половине XIX в. Схожесть и взаимосвязь «западно-русизма» и «малороссийства» обстоятельно рассмотрел в специальной публикации Ю. Барабаш [16, с. 95— 119]. Сильное «москвофильс-кое» движение существовало в Восточной Галиции. Как отмечает Я. Грицак, в 1870-1880-х гг. собственно украинские национальные организации с трудом выдерживали с ним конкуренцию [38, с. 75]. Сильные пророссийские настроения, включавшие идеализацию России, ее правителей и надежды на освобождение из-под венгерского господства с их помощью, были характерны, наряду с панславистским энтузиазмом, для среды словацких националистов этого же периода [384, с. 45; 401, с. 81].