Читать «Этническая история Беларуси XIX — начала XX века» онлайн - страница 102

Павел Всеволодович Терешкович

Одно из самых парадоксальных явлений этой эпохи — русофильская тенденция в развитии латышского национального движения. Особенно она была характерна для настроений К. Вальдемарса и К. Безбардиса и нашла отражение на страницах влиятельных латышских изданий «Baltijas Vestnesis» и «Baltijas Zemkopis». Лидеры этого направления считали целесообразным проведение более масштабной русификации Латвии, не видя в этом серьезной угрозы, так как русский народ, с их точки зрения, отличается терпимостью к другим культурам. Русский язык, как считал К. Вальдемарс, должен был стать вторым языком латышей. Он подчеркивал, что русскоязычный латыш не является потерей для нации. Необходимость более интенсивного внедрения русского языка и культуры объяснялась этногенетическим родством латышей и русских. Не удивительно, что эти идеи были с симпатией встречены в российском обществе, что обусловило интенсивные контакты латышских национальных лидеров, так же как и «западно-русов», с русскими славянофилами [401, с. 130, 131; 378, с. 221]. Пример русских славянофилов побудил в 1870-х гг. Ф. Бривземниекса к собиранию и публикации фольклорных произведений с целью пробуждения национального самосознания. Характерно, что и публикации латышских дайн он осуществил на основе кириллического алфавита [378, с. 243]. Русофильские настроения не были только уделом узкого круга национальных активистов, о чем свидетельствует, например, то, что в 1874-1894 гг. в Лифляндии более 11,5 тыс. чел. перешли в православие [378, с. 233]. Аналогичное направление существовало и в эстонском национальном движении. Характерно, что его лидеры С. Якобсон и Й. Кёлер поддерживали личные связи с К. Валь-демарсом [380, с. 299]. По мнению С. Якобсона, в отличие от немецкого влияния, принесшего несчастье эстонцам, российская власть принесла эстонцам много пользы. С точки зрения М. Валь-денберга именно русофильское течение пользовалось наибольшей популярностью среди эстонской общественности в 1870-1880-х гг. [401, с. 138].

Риторика латышских и эстонских русофилов вне всякого сомнения напоминает сочинения «западно-русов». И это абсолютно неудивительно. Буквально каждое национальное движение в Центрально-Восточной Европе перед лицом непосредственного противника стремилось заручиться поддержкой мене угрожающей, как это могло показаться, силы. Естественно, русофильство в Прибалтике и «западно-русизм» в Беларуси далеко не одно и то же. Так же как и не сопоставимы фигуры, например, М. Коялови-ча и К. Вальдемарса. Русофильство латышей было куда более национальным, чем «западно-русизм» по-белоруски этничным. Однако и преувеличивать это также не следует, если учесть, что, с одной стороны, во второй половине XIX в. ни латыши, ни эстонцы еще не ставили вопрос о какой-либо форме даже автономии, а, с другой стороны, что «западно-русизм» был представлен не только действительно одиозными фигурами типа К. Гаворского, но такими личностями, как И. Носович, Е. Романов, Е. Карский, без которых формирование белорусской национальной идеи едва ли было бы возможным.