Читать «Московские праздные дни: Метафизический путеводитель по столице и ее календарю» онлайн - страница 254

Чем-то это напоминает формулу: Вселенная это сфера, центр которой везде, а окружность нигде.

Их Точка готова была обернуться вселенной. Но я, читая о ней, все время думал не о вселенной, а о Москве. Я представил себе, что в итоге их работы, в подвижной сумме всех возможных знаков должна была составиться некая положительная фигура: узнаваемая сфера, идеальная Москва. Не кумачово-красная двадцать третьего года, а мирная, чаемая, в тот момент едва вообразимая. Та, что была больше этой, новой Москвы, остроугольной и ранящей.

Составители словаря не могли скрыть своих предпочтений. Так, различая два вида перспективы, линейную и свойственную русской иконописи обратную, «симболаристы» отдавали предпочтение последней — московской.

Точка схода линейной перспективы — новой, красной: клин, штык, перекрестье прицела — мыслилась ими как адский зев, машина для уничтожения реальности, в то время как обратная перспектива читалась как фонтан новой реальности, бьющий в мир, «продвигающий изображение в действительность».

Некоторые наброски и зарисовки авторов проекта подтверждают ту же мысль: обратной стороной их максимально отвлеченного исследования было рисование четырехмерного (московского?) устройства бытия, в тот момент уже неочевидного, замкнутого на ключ.

*

Я продолжаю додумывать свое. Наверное, замыкание-размыкание времени — которое и есть революция, что была дана симболаристам в непосредственное наблюдение — могло привести этих сочинителей иного к (покровской) метафоре замка времен.

Их Точка во времени была именно щелчок замка, открывающего один мир и закрывающего другой.

В этом приеме прямо явлены плоть и пустота их многомерной Точки.

Наверное, здесь, на стыке абстрактного и конкретного, могла бы составиться формула отворения московского «замка». Сам замок (ударение по вкусу), допустим, представлен Кремлем, с замочной скважиной в месте Тайницкой башни. К слову сказать, все кремлевские отверстия и отдушины, ворота, окна и бойницы легко читаются именно как замочные скважины, да и происхождение названия Кремль прямо указывает на закром и замок.

И вот ключ для замка. Образцом для него пусть послужит фигура церковного креста в московском его варианте: «плоская», с нижней наклонной перекладиной. Отставив в сторону канонические толкования, можно представить себе, что эта наклонная планка составляет изображение прямой, направленной по перпендикулярной кресту оси: с востока на запад. Таким образом, московский крест представит собой аксонометрический чертеж изначального, полного креста, устремленного своими концами во все четыре стороны света.

Какая совершенная функция прочитывается за этим отвлеченным построением!

Крест-ключ шифрует, разводя-сводя измерения, замыкает идеальное кремлевское пространство, оберегая его от внешнего, смертельного опасного и вполне себе трехмерного сквозняка.

Флоренский в своих построениях часто пользовался «ключевыми» переходами, переменами измерений. Преодоление распада и хаоса Москвы, кремлевские прятки (из трех измерений в четыре), наверное, были бы ему понятны. Через отверстие, фокус его безразмерной Точки Москва прячется и появляется вновь, исчезает и возрождается во всякой мгновенной смене эпох.