Читать «Рождественская оратория» онлайн - страница 38
Ёран Тунстрём
— Нету ночного столика! Слыхал, Бенгт-Эмиль? У него нету ночного столика. Надо же, очень печально. Интересно, знает ли про это главный врач в Карлстаде. Пошли, Бенгт-Эмиль.
— Эй, послушайте! — кричит начальница, но они уже идут прочь.
В роще за поворотом дороги Сплендид тащит Сиднера в гущу деревьев.
— Посидим тут, подождем, пускай отвалит в Сунне. К доктору ей надо, он ей втыкнет укольчик.
— Откуда ты все знаешь?
Сплендид роет ногой ямку в земле и не отвечает.
— А кстати, почему ты называл меня Бенгт-Эмиль?
— Иначе она бы мигом смекнула, кто мы. Бенгта-Эмиля Юлина ты наверняка знаешь, ну, этого, богатейского сынка. Карманных деньжат у него полторы сотенных в неделю, стало быть, пускай про него и думает. А мы пока подзубрим насчет Восточного Туркестана. Нет, ты представляешь — повидать настоящего психического!
Психический из Эстаншё сидит на чердаке, в деревянной клетке, Сплендиду и это известно. В сумерках двор затихает, но Сиднеру все равно страшно, и, взбираясь за Сплендидом по скрипучим ступенькам, он бормочет себе под нос, как бормотали престарелые и безумцы, дергано, нервно:
— Ты чего там бубнишь, опять этого, как его… Данто?
— Когда страшно… очень помогает… читать стихи, — шепчет Сиднер.
Вот она, клетка.
— Так я и думал. Папаша говорит, они завсегда этак поступают с теми, у кого башка совсем никуда.
— Что же ты ему скажешь? По-твоему, клетка надежная?
— Придумаю чего-нибудь.
Помещение высокое, будто церковь. Половицы скрипят, когда они ощупью пробираются ближе и видят, как сумасшедший вздрагивает и забивается в угол клетки.
— Здрасьте, дяденька. Мы это, навестить вас пришли. Давно тут сидите?
— Я — мрак с лимоном внутри, вот оно как. А они не верят. Дрался тот, ну, который в лимоне, мебель ему, вишь, не по нраву пришлась мамка лямка дамка.
Психический диким взглядом смотрит на них, но издает кудахчущий смешок, и Сплендид откашливается.
— Мы про вас, дяденька, в газете прочли. Я — Сплендид, а он — Сиднер, его маму затоп… А зачем они вас в клетку посадили?
— По ту сторону зеркала все черное, как малина. Можно навестить я на ступеньках вообще в кромешной тьме. Но он находит.
— В газете пишут, дяденька, у вас религиозные фантазии.
— Религиозные! Приветик. — Он поворачивается спиной, долго сидит не шевелясь, потом опять рывком кидается к ним. — Может, кончите, а то столько головной боли отбивается от скелета.
— Ну, что я говорил, — шепчет Сплендид, — психический, самый что ни на есть настоящий.
— Тише ты, Сплендид. Дай еще послушать.
Сиднер понимает, что переживает сейчас нечто важное. Сглатывает комок в горле, боится, но пройти через это необходимо.