Читать «Семейная хроника Уопшотов. Скандал в семействе Уопшотов. Рассказы» онлайн - страница 190

Джон Чивер

И он ушел в дождь.

Когда Мозес присоединился к обществу, сидевшему за ленчем, никто не разговаривал, и молчание было таким тягостным, что даже его несокрушимый аппетит обнаружил некоторые признаки ухудшения. Вдруг д'Альба уронил ложку и плачущим голосом сказал:

— О госпожа моя, о моя госпожа!

— У меня есть доказательства, — выпалила Джустина. Затем, резко повернувшись к Беджеру, злобно сказала: — Пожалуйста, ешьте и держите язык за зубами!

— Простите, Джустина, — сказал Беджер.

Горничные убрали глубокие тарелки и принесли цыплят, во при виде блюда Джустина знаком велела его унести.

— Я ничего не могу есть, — сказала она. — Отнесите цыплят назад в кухню и положите в холодильник.

Все склонили головы в знак сочувствия к Джустине и огорченные тем, что останутся голодными, так как в воскресенье днем холодильники бывали заперты на висячий замок. Устремив на Беджера тяжелый взгляд, Джустина оперлась о край стола и встала:

— Полагаю, вы собираетесь в город, Беджер, чтобы рассказать всем о случившемся.

— Нет, Джустина.

— Если я услышу, что вы, Беджер, обмолвились хоть словом об этом деле, — сказала она, — я расскажу всем, что вы сидели в тюрьме.

— Джустина!

Сопровождаемая д'Альбой, она направилась к двери, не сгорбленная, а еще более прямая, чем всегда; дойдя до двери, она вскинула руки и воскликнула:

— Мои картины, мои картины, мои прекрасные, прекрасные картины!

Потом все услышали, как д'Альба открыл и закрыл дверь лифта и в шахте мрачно запели канаты, когда Джустина поднималась к себе.

День был унылый, и Мозес провел его в маленькой библиотеке, изучая литературу по синдикализму. Когда начало темнеть, он отложил в сторону книги и стал бродить по дому. В пустой и чистой кухне холодильники все еще были на замке. Он услышал доносившуюся из зала музыку и подумал, что играет, должно быть, д'Альба, так как музыка была коктейльная: томная музыка покаянной печали и мнимой страсти, полумрака баров и затхлых арахисовых орехов, изжоги и гастрита и бумажных салфеток, которые прилипают, как листья, к донышку вашего бокала с коктейлем… Но когда он вошел в зал, то увидел, что играл Беджер. Мелиса сидела рядом с ним на скамеечке перед роялем, а Беджер печально пел:

О, этот томный блюз! От дома так далеко я! О, этот томный блюз! Вокруг меня все чужое. От жесткой постели болят бока. Как услышу «чу-чу», так берет тоска. О, этот томный блюз!

Когда Мозес подошел к роялю, они оба подняли глаза. Мелиса глубоко вздохнула, и Мозеса охватило такое чувство, будто он нарушил атмосферу свидания. Беджер бросил на Мозеса злобный взгляд и закрыл рояль. Казалось, чувства его были в смятении, и Мозес буквально заставил себя истолковать это правильно. Он встал со скамеечки и вышел на террасу — скорбная и тревожная фигура, — а Мелиса обернулась и следила за ним пристальным взглядом.