Читать «В лифте (= Тыоня)» онлайн - страница 5

— Я бы на вашем месте давно принял меры, — возмутился Селюков, — а вы лежите, ждете…

— Какие меры? Можно, конечно, летом на тихую поменять квартиру, да людей дурить неохота. И потом у всего дома на меня надежда, что добьюсь, вынесут котлы.

— Вот и оправдайте эту надежду, пишите в высшие инстанции. Уже почти из-под всех жилых домов котлы поубирали.

Петушков как-то обреченно вздохнул:

— Ничего, кроме реклам и очерков, писать не умею. Другого я склада.

— Это что, вроде бы намек? — настороженно спросил Селюков.

— Что вы! — искренне возмутился Петушков. — Я вовсе и не вас имел в виду, хотя всегда восхищаюсь вашей деловитостью. Всем известно, бюро перевели в этот дворец благодаря вашей инициативе. Так вот, как поставили котельную на автоматику и там теперь не ночует дядя Ваня, стал я задумываться о непрочности, зыбкости жизни. Все вроде бы нормально, хожу каждый день на работу, книги читаю, временами подумываю о женитьбе. Но однажды из-за какой-нибудь дурной случайности все может полететь в тартарары. Разве не обидно? И не теряет ли жизнь при этом смысл, если ее так легко прервать?

— Давно говорю вам. Петушков, нервы лечить надо. Хоть и молодой, а расшатаны. — Лобанов машинально потянулся за сигаретой и сник: — Ах, черт… А насчет того, что взлететь можете, особенно не задумывайтесь. Весь мир сейчас не то что на котельной, а на бочке с порохом. Вот и мы во взвешенном состоянии — неизвестно, взлетим или грохнемся. Так стоит ли преждевременно умирать от глупых фантазий?

Однако утешать легко, подумал Лобанов. Сам же, если честно, не на шутку озабочен этим чертовым лифтом.

— Заложила в меня природа инстинкт самосохранения, вот и мучаюсь, сказал Петушков, как бы оправдываясь.

— Дурью мучаетесь. Прежде всего за человечество волноваться нужно. Лобанов поморщился: и угораздило же именно сегодня надеть новые туфли. Галина не советовала обувать их в слякоть, так нет, сделал ей наперекор. Теперь ноги, как в тисках, зажаты.

— Кстати, по поводу человечества. — В голосе Январевой прозвучала холодноватость — она все еще переживала резкие слова Лобанова в свой адрес. — Забота обо всем человечестве вырастает прежде всего из любви к ближнему, а не наоборот.

— Что вы нам тут америки открываете?

— Себя тоже немного любить надо, иначе и другие тебя не полюбят, чувствуя твое плохое отношение к себе.

— То-то у вас от великой любви к себе мало что остается на ближнего. Ведь не любите же меня, Январева, признайтесь?

— Причем тут вы, Петр Семенович? Не так уж плохо я отношусь к вам. Правда, сегодня любви и впрямь нет. Ведь в том, что мы застряли, виноват не кто-нибудь, а вы.

От такого поворота Лобанов опешил:

— То есть?

— Вы последним вошли в лифт. Лишний вес.

— С лишним весом лифт попросту не поехал бы.

— Дверцы сработали, а потом машина взбунтовалась и…

— Покатила вместо пятого на шестой?

— Да!

— Женская логика всегда восхищает меня. — Лобанов рассмеялся. — А не дело ли это рук Петушкова? Коля, я давно заметил вашу способность портить механизмы с кнопками.