Читать «Записки Анания Жмуркина» онлайн - страница 220
Сергей Иванович Малашкин
На бледном, опухшем лице Игната пятна: он взволнован, смущен той тишиной, что нависла над ним, глазами гостей, которые, как бы потеряв человеческий свет, впились пронзительно и враждебно в него. Зинаида Николаевна, казалось, растерялась, сбилась с богоискательской дороги и окаменела на распутье. Последние стихи моего друга, неизвестные до этого вечера мне, произвели и на меня сильное впечатление; я люблю, когда бросают камни в болото, когда по его сонной, покрытой плесенью поверхности пробегают круги тревоги и испуга. Игнат Денисович не камень бросил в болото, а обрушил в него целую скалу. Но почему же в этом литературном болоте нет реакции на стихи Игната? Одно только удивление, презрение и враждебное молчание. Разве это не реакция? Да, и молчаливая. Неужели никто из этого высококультурного общества ничего так и не скажет по поводу содержания стихов моего друга? Игнат тоже, как и поэт-офицер, — бард. Правда, Игнат — бард рабочих и крестьян. Поэт-офицер — бард дворян и капиталистов, изысканный бард. Для него война — мед, государственный строй монархии — высшее счастье. Он видит не ужас в войне — рай. Он не проклинает в стихах ее, а благословляет. Поэзия Игната Лухманова — отрицание войны, призыв к революции, показ нужды, безысходного горя и страдания рабочих и крестьян. Успенский сидел с закрытыми глазами и держал бороду в кулаке. На его губах скользила саркастическая улыбка. Он как бы говорил ею хозяйке салона: «Зинаида Николаевна, что же вы не возвестите гостям, что к вашим музам спустился с Олимпа сам бог? Объявите это». Хозяйка молчала. Гости молчали. Им было выгоднее молчать, чем говорить о стихах поэта-солдата. «Зинаида Николаевна, встаньте, — молила саркастическая улыбка Успенского, — и скажите: «Господа, мы ждали бога с Олимпа, а пришел вместо него Хам». Не сказал такой фразы в этот раз и сам Пирожков. Тишина, возможно, продолжалась бы еще несколько минут, если бы не вскочил с дивана в синем костюмчике, с серыми водянистыми глазами на лягушачьем лице студентик, — он очень был похож на зеленого кузнечика, выпрыгнувшего на лист лопуха, — прокартавил:
— Господа, в зале голубой свет… В камине горят березовые дрова… Наша чудесная хозяйка в голубом… Наши музы дружат с голубыми серафимами, — они витают за нашими спинами, они и ясны и крылаты. И вдруг, господа, пришел к нам какой-то бледный, с повязкой на голове солдат и грубо бросил дубовые поленья в камин. Господа, это уже, простите… — Он, зелененький, развел руками, поднял к потолку водянистые глазки, захлебнулся слюной и, глотнув ее, вскрикнул: — И голубой свет в нашем обществе от присутствия солдата стал серым.
Зинаида Николаевна опустила лорнет; чопорно-сладким голосом прошипела, обращаясь к слушателям:
— Поэт Николай Атуев сказал о стихах солдатика и наше мнение.
— И отлично сказал, — раздался голос с другого конца стола.
