Читать «Записки Анания Жмуркина» онлайн - страница 141
Сергей Иванович Малашкин
— А ты все взял? — спросил я и стал осматривать Игната. — А зачем это все?
— А если нас ранят? — спросил Игнат и улыбнулся. — А возможно, и в плен попадем?
— Ты прав, — сказал я и побежал в свой блиндаж за барахлом, которое лежало у меня в вещевом мешке.
— Братцы, — хрипел взводный, — а бомбами все запаслись? А ты? — обратился он к Тяпкину. — Я тебе, сволочь, морду набью. Где у тебя бомбы, а?
— А ежели она, господин взводный, взорвется? — оправдывался Тяпкин и виновато улыбался и испуганно оглядывал себя. — А ежели она взорвется?
— Ах ты голова расстуденова, да тебя немцы прикокошут в два счета, а с бомбой десять уложить можешь.
Тяпкин растерянно топтался около взводного: взводный привешивал к его поясу бомбы и, добродушно ругаясь, объяснял, как нужно с ними обращаться, чтобы они не взорвались преждевременно и не убили самого и товарищей. Тяпкин испуганно глядел на бомбы и на взводного. Тяпкин был своего особого мнения в нашей роте. Войну он понимал по-своему, глубоко верил в господа бога, в молитвы и заговоры, которые носил за голенищем в записной книжке. Перед каждым выступлением, перед каждой атакой он говорил своим товарищам:
— А вы, братцы, никогда не цельтесь в противника, а пущайте пулю в божий свет.
На это ему отвечали:
— А ежели он в тебя?
Тяпкин упрямо твердил свое:
— Убивать никого не надо: грешно. Я вот с начала войны так делаю и, слава богу, жив и невредим.
— Ты, Тяпкин, слово какое-нибудь знаешь?..
— Ну вот и готово, — сказал взводный, — и теперь ты похож на настоящего вояку. Смирно-о!
Неожиданно вошел ротный командир.
— Готово?
— Так точно, ваше-родие!
— Вольно, братцы, вольно.
Ротный был высокого роста, но хрупкого телосложения. Он был чисто выбрит и был похож на мальчика лет семнадцати, но он старался быть спокойным и серьезным. Он надул важно щеки, старался говорить нам басом, но из его баса ничего не получалось серьезного, а было как-то смешно и как-то нелепо. Он говорил:
— Братцы, мы должны быть храбрыми.
Над его правым глазом судорожно дергалась белобрысая бровь; мне казалось, солдаты не слушали его, смотрели на его бровь, что дергалась от страшного испуга, который еще больше передавался солдатам, входил в их тело; солдаты, глядя на бровь ротного командира, стучали зубами, а он все говорил:
— Братцы, наша задача!..
Над его глазом все судорожнее билась, дергалась бровь.
— …выбить противника… — Ротный замолчал, взглянул на взводного, но ничего не сказал, так как у него необыкновенно дергалась бровь, и судорога брови передавалась на всю правую сторону лица, которая тоже стала подергиваться.
— Вперед! — крикнул взводный. — За мной!
— Да, — вздохнул ротный командир и, пропуская взводного вперед, а также и нас мимо себя, крикнул: — Вперед!
Я и Игнат были в самом хвосте роты: за мной и Игнатом шел ротный командир. Игнат повернул голову:
— Будем, Жмуркин, ближе друг к другу.
Я не помню, как я вылез из окопа, а только помню, как, взмахивая наганом, кричал ротный командир, выгонял солдат из окопа, а также очень хорошо помню, как ротный командир двинул меня по шее, грозил уложить на месте, ежели я не вылезу из окопа. Я, бледный, с холодными каплями пота на лбу, которые, как горошины града, размазываясь, катились по щекам в бороду, с дрожащими челюстями, стал карабкаться по стене окопа наверх. Первым делом я положил на козырек окопа винтовку, с которой я не расставался несколько месяцев, потом, держа над головой лопатку, чтоб пули не пробили голову, и не отрывая лица от земли, быстро соскользнул животом с окопного козырька, сполз и припал к земле. Надо мной было не разбери-бери: стоял в воздухе потрясающий шквал, свист невиданного мною никогда такого ветра, улюлюканье, неумолкаемое хлюпание воздуха, как будто над моей головой шумел, плескался взволнованный чудовищными бурями океан…