Читать «Записки Анания Жмуркина» онлайн - страница 139

Сергей Иванович Малашкин

— Штук семь надежно спрятали.

— И это хорошо.

— Слишком открыто раздавал их Игнат Лухманов. Не надо бы ему поручать такое топкое дело, Ананий Андреевич. Несознательные могут показать на него: такие имеются. Лухманов может выдать… Надо бы поручить одному Синюкову, и он бы лучше сделал.

Я взволнованно выслушал Чеснокова, сказал:

— Лухманов не выдаст, если его возьмут… — и посоветовал: — Идите, Константин Алексеевич, к Синюкову и попросите его, чтобы он предупредил тех солдат, которым дал брошюры. Пусть они их спрячут. А как вы понимаете и расцениваете поведение полуротного?

— Удивлен, Ананий Андреевич, и весьма.

— Думаю, что полуротный наш человек, член партии.

— Даа?! — удивился чрезвычайно Чесноков. — Не верится, что он член партии. Он так злобно и с таким выражением каменным читал, что… А какие он бросал на вас взгляды! Нет, нет! Тут вы, Ананий Андреевич, ошибаетесь.

Налево, в окопе, послышались шаги. Чесноков пожал молча мне руку и свернул в боковой окоп, ведущий в туалетную. Он скрылся за его углом. Я поспешно и взволнованно шагнул к своему блиндажу. Войдя в блиндаж, я заметил, что солдаты сильно возбуждены, спросил у них, что случилось. Феклушин проговорил:

— Был полуротный и спрашивал о каком-то солдате Перепелкине. И приказал отвечать, если нас спросят, — не знаете такого. Потом о брошюре.

— И что же вы ответили?

— А ничего, молча выслушали… И он, выругавшись матерно, погрозил нам кулаком, прочитал брошюрку и ушел в соседний блиндаж; наверное, и там спрашивает о Перепелкине и читает… — Проговорив это, он скользнул взглядом на Тяпкина, чинившего разорванные брюки, вздохнул, вынул из кармана черствый ломоть хлеба и стал медленно и скучно откусывать от него.

Синюков и Игнат Лухманов поглядели пристально на меня и ничего не сказали. С Лухмановым я договорился еще в маршевой роте, чтобы он никому не говорил, что мы знакомы, члены партии и учились вместе в университете Шанявского. И он так мастерски вел себя со мною, что никто не мог и подумать, что мы с ним большие друзья да еще из одного уезда: я из Солнцевых Хуторей, а он из села Шилова.

Я лег на солому и положил голову на грязный вещевой мешок, в котором вместо белья набита солома… За окопами и над окопами — тишина. Сумерки начали спускаться и заволакивать землю. Тяпкин зажег коптилку. Тоненький красный язычок огня слабо осветил середину блиндажа, изможденные лица солдат, сидевших вокруг нее: они сейчас же принялись играть в карты.

На немецкой стороне также тишина: солдаты противника ужинают, об этом мы знали, сейчас начали ужинать, — они всегда в одно время. Скоро и нам привезут жратву… Я закрыл глаза, стал думать о Васильеве, полуротном командире Кремневе, с которыми я не успел познакомиться и которых вчера с группой солдат судили военно-полевым судом и расстреляли. К горлу подкатился комок боли, перехватил дыхание.

Я вздохнул только тогда, когда из глаз брызнули слезы. «А Лаврентий? — вспомнил я в страхе о нем про себя. — Неужели и он оказался в группе расстрелянных солдат и двух офицеров?»