Читать «Записки Анания Жмуркина» онлайн - страница 131
Сергей Иванович Малашкин
Тут я поднял голову, взглянул на Игната — он лежал кверху животом и, глядя в бруствер потолка, напевал себе под нос:
— Игнат! — крикнул я. — Я написал письмо Сарре Абрамовне Соловейчик.
Игнат, не поворачивая тела, повернул в мою сторону голову, спросил:
— Написал? А ну, читай.
Я прочел.
— Как же это так, — протянул он и улыбнулся, — ранили и схоронили в большую могилу? Ты что-то написал неладно. По-моему, его убили.
Игнат был прав.
— Да, это верно, — ответил я, — но я не хотел писать в первых же строках письма «убили», так как это слово слишком было бы тяжело для старческого слуха Сарры Абрамовны, и я написал «вашего сына ранили».
— Ты прав, — согласился он, — слово «убили» жестоко для слуха матери. В этом ты, Жмуркин, тысячу раз прав! — вскрикнул он и громко, как-то неестественно, засмеялся, а когда закончил смеяться, добавил: — Я только сомневаюсь относительно креста…
— Креста?
— Да, — ответил он и пустился было философствовать: — Правда, тут, в земле, все боги и религии смешались, перемешались, а о нашем брате и говорить не приходится… — и он глубоко вздохнул. — Из нашего брата получается месиво, так что не поймешь, какие куски мяса принадлежат русскому, какие татарину, какие еврею… Ничего, Жмуркин, не поймешь! Ничего, все они одного цвета, да и бог не позаботился сделать различие… Да и какое ему дело до простонародия…
— Да, — согласился я и резко оборвал его: — Так ты говоришь, что я написал неудачно, плохо?
Игнат замолчал, задумался, а через пару минут сказал:
— Соломон был иудейского вероисповедания, а ты…
— Ты прав! — воскликнул я. — Я совершенно упустил из виду, что Соломон еврей, а главное — я обидел бы его мать, задев ее религиозное чувство; придется другое написать, — и я разорвал на четыре части письмо.
Игнат сидел и смотрел на свои ноги, улыбался.
— Ты что? — спросил я. — Давай вместе напишем.
— Написать? — повторил он. — По-моему, не надо. Зачем писать, что «убили вашего Соломона»? Не надо. Ничего не надо.
— Ведь он, Соломон, просил и дал мне адрес.
— Но она тебя не просила, — ответил он сердито. — Какое ты имеешь право создавать в ее жизни, перед ее глазами пустое место, а?..
— Позволь…
— Никакого «позволь»! Пусть бедная мать Соломона живет в ожидании сына, пока ее не возьмет земля… — Игнат замолчал и опять развалился спиной на землю и стал смотреть в потолок блиндажа.
Возражать Игнату я не стал: он был, пожалуй, прав. Зачем убивать старого человека жестоким письмом? Пусть она верит и надет, что ее любимый Соломон жив и скоро вернется. И я взглянул на Игната. Он лежал и тянул однообразную песенку, сложенную им:
Я отвел от него глаза, уперся в стену блиндажа. Остановился. По стене, спотыкаясь в ноздрях глинистой почвы земли и останавливаясь перед трещинами, лениво полз жирный коричневый клоп. Полз он медленно и тяжело, но его было совершенно не видно. Я стал внимательно рассматривать клопа, и чем я его больше рассматривал, он все больше вырастал, и через несколько минут он превратился в огромного кабана. Сквозь прозрачную, коричневую и блестящую, как лак, кожу я видел, как в нем пузырилась, вращалась человеческая кровь. Я стал наблюдать за кровью.
